В Швеции учебный год начинается в августе. В 2014 году вместе с другими шведскими школами в четвёртый раз открылась и общеобразовательная начальная Русская школа Гётеборга. Почему в шведских школах русскоязычных детей сейчас очень часто травят их одноклассники? Каковы слабые места шведской системы школьного образования? Почему в шведские школы возвращаются оценочная система и оценки за поведение? На эти и другие вопросы отвечает создатель и директор школы, наша соотечественница Екатерина Тихонова-Сернемар.

— В школе русскоязычной девочке, например, могут сказать: а ты, как Анна Каренина, бросься под поезд. В Швеции это называют моббингом, по-русски это травля. Ещё пример: русская девочка одна убирается в классе, а всем остальным шведским детям это противно. И они говорят: ты — русская, ты привыкла убирать за другими.

В чём причина? Причина в украинских событиях. Бытовое восприятие ситуации в Швеции такое: Россия воюет с Украиной. Но простите, Россия ведь не вводила войска. О чём вообще разговор?

При этом не стоит говорить о дискриминации русских шведами. Есть дискриминация по отношению к иностранцам в целом. Как русских вас не будут дискриминировать так, как, допустим, сомалийцев. Если вы нормальный человек, говорите хорошо по-шведски, у вас хорошая специальность — я думаю, вы не будете ощущать какого-то давления. Но при этом разговоры вокруг вас всё равно будут постоянно касаться России. Будут говорить о том, что Россия — агрессор, и так далее.

Для того чтобы этого не было, соотечественникам нужно вести на бытовом уровне определённую разъяснительную работу: разговаривать со своими шведскими коллегами, друзьями, объяснять им ситуацию и задавать им такие вопросы, на которые у них не будет ответов. В Швеции все прекрасно понимают, что настоящий агрессор — это США, которые в последние годы воевали в Сирии, Ливии, Ираке, Иране. И скажите мне, где воевала Россия в последние десять лет? Об этом и надо говорить.

— Конечно, дома их настраивают против России. Ведь что такое русофобия в шведской школе? Приведу такой пример: ребёнок живёт в Швеции с русскими мамой и папой. Родители когда-то приехали в Швецию, не важно, по какой причине. Мальчику, скажем, восемь лет. Придя в шведскую школу, он стесняется того, что его зовут, скажем, Стёпа. Он всем говорит, что его зовут Фредрик. То, что он меняет своё имя, — это уже ненормально. Ребёнок теряет свою идентичность, но не приобретает новую. Ведь смысл интеграции заключается в том, чтобы ребёнок приобрёл шведскую культуру, но при этом не потерял русскую. За счёт двух культур он будет духовно богаче, но не наоборот. А если ребёнок знает, что, придя в школу и сказав, что он Стёпа и он русский, он может подвергнуться обструкции, это совсем не нормально.

Вот вам конкретный пример: когда я работала в разных шведских школах, подменяя учителей, я встречала таких русских мальчиков, которые и говорили: меня зовут не Стёпа, а Фредрик. Шведские дети там же прибегали ко мне и говорили: а мой дедушка из России, а мой прадедушка или прабабушка из России, и им было интересно услышать про войну, про историю страны. А наш мальчик боялся подойти и поговорить со мной по-русски. Вот поэтому я и открыла русскую школу. Я открыла её, чтобы люди не стыдились своего происхождения. Получая культуру двух стран — России и Швеции, нужно этим гордиться, а не стесняться.

— Пропаганда страха России в Швеции ведётся уже в течение трёхсот лет. Страх перед русскими заложен у шведов на генетическом уровне. Кроме того, бюджет шведской оборонной промышленности и Министерства обороны зависти от того, насколько активно русофобия (боязнь России-агрессора) будет внедряться в общество. Поэтому Россия была и остаётся для Швеции стратегическим врагом. От этого никуда не деться, мы не можем это взять и изменить. Но надо над этим работать. Надо разъяснять своим знакомым шведам, что это не так.

Мы не можем повлиять на мнение уходящего министра иностранных дел Швеции Карла Бильдта. Он построил всю свою карьеру на русофобии, естественно, с этого конька он уже не слезет. Но есть масса других шведских политиков, которые гораздо более спокойно воспринимают Россию и русских. Поэтому я призываю соотечественников в Швеции улучшать образ русских своими делами.

— Только что в Швеции прошли выборы в риксдаг (шведский парламент. — Прим. ред.). Одной из главных тем избирательной кампании стала реформа школы. Почему? Потому что, к сожалению, в восьмидесятые годы шведы своими руками разрушили систему школьного образования. И я сожалею, что Россия в девяностые годы взяла шведский опыт на вооружение. В Швеции эту разрушенную систему стали потихонечку восстанавливать, ну а Россия, переняв опыт не оправдавшей себя системы, разрушила блестящее советское школьное образование. Очень жаль, потому что мы были сильны образованием. Страна богата образованными людьми, но не серой необразованной массой.

— Раньше в Швеции ставили оценки с восьмого класса, теперь ставят с шестого. Сейчас на повестке дня стоит вопрос о том, чтобы с 2015/2016 учебного года ввести оценки уже и в четвёртом классе. Некоторые партии поставили вопрос так, что оценки нужно ставить уже с первого класса.

Но самое главное не это. Со следующего года в шведских школах вводят оценку за поведение. Это безумно интересно, потому что у шведского учителя нет никакого инструмента для того, чтобы призвать детей к порядку. Образ учителя уже давно, как говорится, находится ниже плинтуса. Сейчас спорят о том, что надо сделать, чтобы поднять статус учителя. Думают поднять зарплату, усложнить поступление на педагогические специальности.

Я могу вам сказать, что все родители, которые приходят в школу, хотят, чтобы на уроках была дисциплина, чтобы детям задавали домашнее задание, чтобы дети делали уроки, и таких родителей, которые хотят, чтобы детей ничему не научили, просто не осталось. И это уже хорошо. Когда четыре года назад я написала, что мы будем делать домашнее задание с детьми, каждый день им задавать уроки, — это для Швеции было что-то новое, и я должна отдать дань Министерству образования Швеции, которое всё это перенимает. С этого года обязательно в каждой шведской школе учителя обязаны помогать детям делать домашнее задание, если у них возникают какие-то вопросы. И я страшно рада, что Швеция у нас это перенимает.

— Правда. В английской школе, например, очень жёсткая дисциплина. Там детей не порют, этого делать в Швеции нельзя, но дисциплина там жёсткая. Про муниципальные школы, о которых вы спрашиваете, я скажу так: в них всё зависит от директора и педагогов. Я была в двух школах на расстоянии одного километра друг от друга. В одной школе все учатся, все заняты делом, в другой школе все стоят на голове. Всё зависит от того, кто руководит этой школой, какие требования предъявляются к ученикам. В одной школе я застала смену директоров: один директор уходил, и порядка там не было. После каникул пришёл другой директор, и через месяц я увидела совсем другую школу. Появилась другая дисциплина, к ученикам предъявлялись другие требования. И потом не надо забывать: чем более высокие требования мы предъявляем к ученикам, тем более высокий результат мы получаем. Когда они знают, что мы ждём от них чего-то большего, мы получаем хороший результат. А если мы не будем ставить никаких требований, так мы ничего и не получим. Вы вспомните самих себя в детстве. Что было интереснее, когда вы учились, например, в институте — библиотека или дискотека? Конечно, выберешь дискотеку. Ребёнок в семь лет не может выбрать сам. Его надо направлять. И Швеция уже к этому пришла.