О проблемах отечественной науки, необходимости просветительской работы и общественном призвании учёных в интервью порталу «Русский мир» рассказывает президент Курчатовского института, секретарь Общественной палаты РФ академик Евгений Велихов.

– Евгений Павлович, зачем вам, учёному, ещё и нагрузка секретаря Общественной палаты?  

– Ответ прост: всё взаимосвязано – чтобы были свобода слова, совести, гражданское общество, в котором и учёные, в частности, имели бы право голоса. Увы, с этим у нас пока не очень. Гражданское общество только пускает корни, а общество в целом коррумпировано, у него сложная социальная структура и невысокий уровень доверия. Как от этого отстраниться?  

– Не происходит ли распыления сил: учёные тратят энергию не только на науку, но и на общественную работу, а молодое поколение массово верит в потусторонний мир, НЛО или увлекается сектами, якобы религиозными? Как полагаете, научно-просветительская работа даёт сбой или проваливается?

– Она недостаточна. К сожалению, коммерциализация и атака на разум со стороны СМИ идёт во всём мире. Я, кстати, это выражение взял из книги Альберта Гора «Атака на разум». Другое дело, что за СМИ стоят разные силы. Наука старается им противостоять. И у нас есть шансы. Тут вот какая проблема: младшее поколение познаёт реальность через Интернет, а не телевидение. А в Интернете есть всё: и лженаука, и предрассудки, но всё-таки там есть и свобода. Значит, нам надо менять методы работы. К тому же между СМИ, религией и наукой есть серая или пограничная область знаний, такая как философия. Кстати, эти границы динамично меняются. Религия начинает сотрудничать с наукой. Наука активно продвигается в область изучения сознания. Таким образом, то, что раньше было мистикой, становится более понятным. Что даёт шанс для торжества здравого мышления и здорового общества. Вот только для этого нам надо использовать как накопленный духовный опыт человечества и своего народа, так и понимать, что для движения вперед нужен тот способ, который называется наукой.

– Но у нас в науку идти рискованно: или придётся жить впроголодь, или эмигрировать, чтобы состояться как учёный.   

– Мы плохо слушаем свою историю. И власть недооценивает роль науки в развитии общества и даже высоких технологий. И общество часто пренебрегает запасом научных знаний: либералами называем радикалов, но с другим, уже не левым, а правым содержанием. Хотя история отечественной либеральной мысли – не тайна за семью печатями. В трудах, например, академика Лихачёва она, что называется, разложена по полочкам. Бери, пользуйся. Нет. Изобретаем велосипед. А истина для страны всё же на том пути, который Лихачёв очертил как консервативный либерализм.

– Почему же наших учёных никто не слушает? 

– Что-то и здесь меняется. С Дмитрием Сергеевичем Лихачёвым мы познакомились в 1987 году, когда Джереми Вигнер, бывший помощник президента Кеннеди, предложил создать Фонд выживания и развития человечества. В его правление вошли академики Сахаров, Лихачёв. Вот тогда я впервые с ним встретился. Как всякий незаурядный человек, он, конечно, был непростым. С точки зрения дела ему нужно было соответствовать. Он избегал всякой внешней деятельности. И тем, кто её ценил, с ним было нелегко. Его высокой планке – интеллектуальной, духовной – надо было соответствовать. Может, поэтому  академик Лихачёв олицетворяет лучшие черты русской интеллигенции, высокий дух интеллигенции Петербурга. Он был мудрым человеком. В критические для страны моменты он влиял на определённые группы людей, а через них – на события в лучшем направлении. Другое дело, что академика Сахарова, а потом Лихачёва слушали, но делали, как получалось, а то и хуже.

– А вас слушают?

– Общественная палата для того и создана – чтобы слушать и слышать голос гражданского общества. Но встаёт проблема вот какого рода. Интеллигенцию, учёных, в частности, власть, разумеется, должна слушать, но коммуникация с властью подразумевает и обратное или встречное движение – власть тоже хорошо бы слушать и понимать. Как природу её установок для общества, так и природу реформ. Простой пример с тем же финансированием и зарплатами в науке. Что лукавить, положение с финансированием науки, в целом, критическое, причём не только в РАН. В Академии, кстати, несколько увеличены как финансирование исследований, так вознаграждение за труд. В Курчатовском институте зарплаты заметно ниже. Да и в РАН между зарплатами гарантированными и реальными есть разница. Зарплаты реальные в несколько раз выше. Кроме того, дифференциация в оплате труда большая. РАН вообще своего рода закрытая самоуправляемая корпорация, которая, к сожалению, преследует свои ведомственные интересы. То есть финансирование увеличено, но его потоки не доходят или плохо доходят до исследователей. А у РАН претензий к себе нет. Хотя достаточно посмотреть замечательную книгу академика Эрика Галимова «Двадцать лет бесплодных усилий», чтобы понять: просто финансовое вливание, даже щедрое, нас не спасёт и не спасает. Как произошло с космосом, о чём и пишет Галимов. Ведь этой отрасли науки и деньги выделялись, и учёные мирового уровня там работали, но за двадцать последних лет ничего или почти ничего не сделано, чтобы российская космическая отрасль росла. Наоборот, она теряет конкурентоспособные позиции. И вот тут надо обществу понять свою часть вины в отставании науки, а не только всё сваливать на правительство или ещё на кого-то. Это беда самих учёных, которые командовали этим направлением.

– Что здесь может сделать Общественная палата, в общем-то, оставаясь сторонним наблюдателем? 

– Публичные поиски баланса сил – во власти, в различных отраслях экономики или науки – избавляют общество как от назначения как козлов отпущения, так и от «охоты на ведьм». А главное – общественное резонансное проговаривание проблемы ставит под контроль разные силы и вырабатывает механизм поиска оптимального решения проблем, будь то наука, здравоохранение, любая отрасль жизни. Мне кажется, только так можно организовать встречное движение, когда слушают и слышат друг друга общество и власть. 

– Пример можете привести?

– Он из близкого мне мира науки. Варианты вознаграждения за труд учёных обсуждались разные. Мы отклонили идею повысить зарплату за счёт сокращения других сотрудников. Но и многие, я в том числе, были против простого математического роста зарплат. Человек должен получать столько, сколько он лично зарабатывает. Вот и в итоге слушаний в Общественной палате, РАН, на совещаниях в Правительстве мы пришли к пониманию, что учёные, имея некое гарантированное вознаграждение за труд, должны проявлять творческую самостоятельность. Поэтому мы не ведём особого контроля, кто сколько заработал по различным контрактам, договорам, кто какие и от кого получил гранты. Многие сотрудники часто бывают в загранкомандировках – это тоже повышает их материальное благосостояние. Если же человек получает только государственную зарплату – это грустно. Если вы на острие какой-то проблемы, можете дополнительно заработать от 500 до 1000 долларов в месяц. Труднее теоретикам, которым мы пытаемся помогать, но пока здесь больше нерешённых проблем, чем наработок.

– Из тех учёных, что работают по грантам, много остаются за рубежом?

– Нет, немного. Кстати, работая за границей по контрактам, наши учёные нередко возглавляют целые направления или институты в рамках международной научной кооперации. Тут другая проблема. Приток молодых учёных, например, в Курчатовский  институт, уменьшился. Они сразу, иногда ещё студентами, ищут работу за рубежом, где платят существенно больше.

– На ваш взгляд, в каком направлении развиваются отношения властных структур и Общественной палаты?

– Думаю, вектор развития в своё время задали академики Сахаров и Лихачёв. Это не оппозиционность ради оппозиционности, а кропотливая работа по влиянию на определённые группы общества и людей, принимающих решения, ради того, чтобы поставить на ноги гражданское общество.

Беседовал Антон Самарин