Даже говоря о действии, совершаемом в данный момент, русский норовит избежать настоящего времени. По мнению писателя и культуролога Леонида Сторча, всё от того, что мироощущение русской культуры направлено на прошлое или на будущее и настойчиво избегает настоящего.

В русском языке для обозначения действия, происходящего в данный момент, часто используются глагольные формы не настоящего, а прошедшего или будущего времени. Например, когда русский человек уходит из гостей, он говорит: «Ну я пошёл» (пошёл – прошедшее время, ср.: англ. I аm leaving). Если он хочет прикурить у прохожего, то спрaшивает: «У вас огоньку не будет?» (будет – форма будущего времени, ср.: англ. Do you have а light?). Выражая свои пожелания, он скажет: «Хочу, чтобы у меня было сто рублей», или «сто друзей», или «чтобы не было войны» (было – прошедшее время). Заметьте, что это не совсем сослагательное наклонение, предполагающее, как во многих романских или германских языках, использование формы прошедшего времени. Глагольные формы прошедшего времени используются даже в повелительном наклонении, для обозначения приказа: «Ну-ка встал и убрал за собой!». Таким образом, русский язык обнаруживает любопытную тенденцию к бегству от настоящего, предпочитая заменять его на прошлое или будущее.

Не потому ли и мироощущение русской культуры направлено или на прошлое, или на будущее? Не потому ли она настойчиво избегает настоящего? Русские писатели и политики порой более озабочены тем, что происходило вчера или произойдёт завтра, чем тем, что происходит сейчас. Они рассуждают о светлом будущем и пытаются понять, что было бы со страной, если бы не монгольское нашествие или не большевистская революция. Вся современная российская политика грешила недостаточным вниманием к настоящему, прошлое и будущее были компасом и парусом российской истории новейшего времени. Идеологическая культура, да и массовое сознание страны, была озабочена ролью Ивана IV и Петра I в развитии России, переживала о судьбе неудачников-декабристов, мучилась спекуляциями по поводу того, что произошло бы с отечественной литературой, если бы дуэли не отняли у неё Пушкина и Лермонтова. В 30-e годы при Сталине эта культура настойчиво выясняла, чем занимались её носители до революции или во времена НЭПа; в золотой век брежневской номенклатурщины – чем они занимались при Сталине; а в послесоветский период – что делали в период номенклатуры.

Откройте любой аналитический журнал, зайдите на любой дискуссионный сайт – и вы станете участником увлекательнейших дискуссий о прошлом: все языки мира произошли от русского, а русской ведической литературе – много тысяч лет; Кирилл и Мефодий подкинули русскому народу чуждую ему письменность; до Петра на Руси лучше жилось; Бородино мы проиграли, и Москву сами подожгли; Чечню отпускать нельзя: зря мы что ли в борьбе с Шамилем столько крови пролили; Сталин сам развязал Вторую мировую; генерал Власов – патриот, а не предатель; латвийские партизаны – бандиты, а не патриоты. Список горячих тем можно продолжать очень долго, вплоть до событий сегодняшнего дня: нарушали ли Pussy Riot правила Лаодикийского и Трулльского соборов или нет?..

Сознание обычного русского – того, что любит ходить раз неделю в баню, выпить после бани водки и потолковать о загадочности русской души, – сознание этого вечного разночинца мечтательно устремлено в прошлое. «Раньше лучше было», «нет, раньше ещё хуже было», «раньше такого вообще не было» – говорит он. Над этим разночинцем всегда возвышался интеллигент-просветитель, видящий свою великую миссию в спасении человечества. Сидя на веранде своей дачи, у стола с самоваром, он прикладывал руку к груди, где сувениром висел лоскуток акакиакакиевской шинели, и, обращаясь к проходящему мимо народу, проникновенно восклицал: «Скоро будет лучше! Будущее прекрасно!». А потом возвращался к чаепитию. Ни разночинец, ни интеллигент не мыслили категориями настоящего. Заметьте, что и автор этих строк строит свои рассуждения, главным образом прибегая к примерам из прошлого.

Если считать, что у русского глагола три дочери, три категории времени, то категория настоящего – явно самая нелюбимая дочь. Функционирует она не в роли Золушки, но (по аналогии с Иваном-дураком) – в роли Настьки-дуры, которая приходится русскому языку даже не дочкой, а скорее, падчерицей. О ней не думают, ею не интересуются, с нею никто не советуется. Такое пренебрежение имело и имеет драматические последствия для русской ментальности и для всей русской культуры. Впрочем, трудно сказать, что здесь является причиной, а что следствием.

Как бы то ни было, настоящее давно уже стало для России блеклой тенью прошлого, ненужным трейлером к будущему. Те немногие, которые умеют ценить настоящее и извлекать из него пользу, пристроились у кормила власти. А мы по-прежнему пребываем в полудреме, живя воспоминаниями о былом величии и ожиданиями возрождения величия. Не пора ли очнуться?

Леонид Сторч

Источник: «Эхо Москвы»