Современный русский язык характеризует фантастическое смешение разговорных стилей. Они если не постоянно, то довольно быстро, меняются. Так, ещё в середине 90-х годов на разговорную речь сильное влияние оказывало бандитское арго (разборка, крыша). Сегодня нормы разговорной речи заметно меняют иностранные, в первую очередь, английские слова и выражения (Интернет, шопинг, эсэмэска). Для текущего состояния русского языка и его способности переваривать нововведения важны речевые особенности различных социальных групп, или, как говорят социолингвисты, «гешефтгрупп» – как профессиональных (офис-менеджеров, мелких мафиози, малых и средних  предпринимателей), так и  людей, объединённых по общности интересов – туристов, фанатов-болельщиков, коллекционеров, религиозных и прочих паломников, собаководов или любителей кошек. Они в языковую копилку  вносят много чего: банка – гол для футбольных фанов, письма счастья – уведомление по электронной почте о дне выплат бонусов или премий в офисе, кукла –  «подставной» подельник в речи браконьеров и бандитов, или кукла – фальшивые деньги в финансовых махинациях. И, наконец, в последние годы, определённое влияние на русский язык начал оказывать средний класс: карусель (способ вброса голосов на выборах), евроремонт, ТСЖ, ипотека и другие неологизмы уверенно входят в речь. Есть ещё русский язык мигрантов и экспатов, которые слабо, но начинают на него влиять. Поэтому для отечественной социолингвистики главным объектом исследований остаётся происходящая социальная дифференциация русского языка.

– Активизация дробных «гешефтгрупп» свойственна временам, тяготеющим к стабильности, – говорит Леонид Крысин, заместитель директора Института русского языка (ИРЯ) имени В.П. Виноградова РАН. – Но стабильность хрупкая, больше похожая на пред- или посткризисную, и социальные группы малочисленные, а значит, нестабильные, перетекающие одна в другую. Это способствует дальнейшему смешению стилей по принципу винегрета. Ведь группы не только разные по направлению их использования, но и социально разные. Просторечие, жаргон, арго, диалекты – эти компоненты современного русского языка сейчас сильно влияют на его нормы. И это – нерешаемая социолингвистическая проблема. Потому что пока нет исследований, которые бы расставили всё по местам – где жаргон, где сленг, какая разница между ними, какая – между сленгом и иностранными заимствованиями. А последние всё чаще проникают в речь в игровой форме, благодаря Интернету и молодёжному сленгу. Это новый вектор развития социолингвистики, на которую пока в обществе нет сформулированного запроса.

Как считают лингвисты, этот запрос зреет: без азбуки, каковой для смешанного общества является социолингвистика, трудно будет выучить не только алфавит динамично развивающегося русского языка, но и азы культуры речи. Именно потому что в обществе почти нет спроса на социолингвистику,  возможно не только подражание ставшему крылатым ругательству Владимира Путина про «мочить в сортире», что ещё терпимо. Опасно другое. В  публичных речах, на телевидении и в радиоэфире едва ли не афишируемой нормой стало использование бандитского арго – отстёгивать, разборки, чёрный нал, продажные девки и прочее. Предвыборные дебаты как перед парламентскими выборами 2011 года, так и перед президентскими 2012-го – лишнее тому доказательство. Как следствие, публично всё чаще звучат разнузданные ругательства и оскорбления, в том числе в адрес женщин. На следующем этаже социальной лестницы такая вседозволенность «верхов» привела к тому, что безнаказанно себя чувствуют, если не ощущают мессиями, сиюминутные «звёзды» типа Зверева, Собчак или Лолиты, чью откровенную брань и мат пока ещё заглушают телевизионные «пип-пип». Вряд ли стоит преуменьшать влияние такого рода языковых «шалостей» на литературные нормы языка. Это «баловство» и «раскованность» тем более значимы, что, по общему признанию учёных, диалектология и другие формы сельского и городского просторечия тихо угасают. Их носителями, особенно местных говоров, остаются пожилые люди. Поэтому сегодня разные формы просторечия пополняются отнюдь не за счёт уходящей натуры – диалектизмов и местного говора. Задули новые языковые  ветры. 

Этим ветрам можно дать два условных названия – «новый простой человек» и «человек мира». Сознание «простого человека» (resp. – англ. – носитель просторечия) сильно меняется. Если раньше он, в подавляющем большинстве, стоял у заводского станка в городе и обрабатывал землю в деревне, то сегодня он почти всюду. Основные профессии мужчин – носителей нового русского просторечия – охранник, таксист, менеджер, уличный торговец, официант и почти вся городская служба сферы услуг; женщин – тоже вся без исключения сфера услуг – продавец, парикмахер, визажист салона красоты, кассир и неквалифицированный рабочий. Вот только если раньше «простой человек» осознавал себя простым, то сегодня служба интернет-сервиса или продавец бутика, тем более охранник не воспринимают себя носителями рядовой услуги. Они, как минимум, позиционируют себя примерно как секретарь-референт – «личным помощником генерального директора». Слово секретарша сдано в языковой утиль и нести в массы его могут только «лохи». Такого рода рост самоуважения новой городской среды даёт много бытовых примеров просторечия на грани хамства, которые перенимает элита. Выражение кошмарить клиента зародилось в среде рядовых рейдеров, то бишь бывших охранников, бандитов и милиционеров, выбивавших несуществующие или накрученные долги с искусственно обанкроченных предприятий. Состав команды рейдеров – новая реальность и символичная примета разноплановости социальной среды, которая вбрасывает в жизнь новые формы и обороты просторечия. Именно разнородность и рыхлость просторечных сред приводит к тому, что носители просторечия претендуют на статус «новой элиты» (телешоу «Пусть говорят», скандальный «Дом-2» и почившие в бозе «Блондинка в шоколаде» и «Звезда в шоке», на смену которым пришли многочисленные двойники). Именно они являются массовыми носителями нового просторечия. А социальным ядром носителей просторечия остаются всё те же «простые пацаны» от криминала. По наблюдениям экспертов Института русского языка РАН, число подобных лиц и членов их семей может составлять до трети населения современной России.

Другое пока ещё невыразительное, но набирающее силу направление развития нового русского просторечия – мигранты.

– В этой части социолингвистики самая кричащая проблема – образовательная, – убеждён Леонид Крысин. – В городских средних школах смешанные классы далеко не редкость. Однако методика преподавания языковых дисциплин, как правило, остаётся старой. А в школах учатся как этнические русские, так и россияне с другим языком, для которых русский – второй язык. Наконец, мигранты из стран СНГ и дальнего зарубежья – это ещё одна языковая группа, которой русский язык надо преподавать по более доступным методикам, как правило, как иностранный. И педагоги, и лингвисты сегодня работают над новыми методиками обучения детей русскому языку. Но я, честно говоря, пока не видел внятных и грамотных методик, из которых было бы понятно, как же выходить из этого непростого положения. Так что в этом направлении совершенствовать и развивать социолингвистические исследования – кричащая потребность времени, которую пока общество недооценивает. 

Как считают лингвисты РГГУ и филологи ИРЯ РАН, продуманное и разноплановое изучение русского языка может свести к минимуму и, возможно, избавить Россию от тех проблем, которые в полный рост встали перед странами ЕС и США. Они задыхаются не только от нежелающих интегрироваться в устоявшуюся языковую среду, но уже и от тех переселенцев, кто в принципе не хочет говорить на языке страны пребывания. У России пока есть маленький, но временной люфт. Тем более что давление миграции на русский язык почти не ощущается. Оно, во всяком случае, не дало ярких или устоявшихся выражений и определений, которые бы ломали традиционное произношение и нормы речи. Разве что прижилась шутка про «сами мы не местные». Однако, как показывает мировой опыт, если «не местных» игнорировать, со временем придётся и себя почувствовать уже не у себя дома. 

Владимир Емельяненко