ГАБТ, обеспокоенный тем, что отдалился от простого зрителя, вводит стоячие места для зрителей за сто рублей — гендиректор театра Владимир Урин объявил об этом ещё в феврале. Зачем? 

История развивается по спирали. Уже на заре создания Большого театра встал вопрос о доступности великолепного театрального зрелища относительно простому народу — купцам, а позднее мещанам. Им вход в театр был и не по рангу (дворяне не желали сидеть в одном зале с простолюдинами), а многим и не по карману. Тогда впервые и заговорили о галёрке — последних рядах балконов, откуда ничего не видно, зато всегда можно сказать: «Я был в Большом театре!» 

Правда, доступная большинству зрителей первая галёрка продержалась недолго: она сгорела вместе с деревянным театром. Ведь первым зданием будущего Большого была пристройка к дому графа Воронцова на Знаменке. Именно там труппа князя Петра Урусова, получившего средства от Екатерины II на набор актёрской труппы и на «содержание спектаклей, маскарадов, балов и прочих увеселений», давала первые спектакли. Вначале разделения труппы на оперную и драматическую (балета ещё не было) не существовало, а в актёры шли как крепостные, так и приглашённые из-за границы звёзды. Например, компаньон Урусова, выпускник Оксфорда Маккол Медокс приехал в Россию преподавать математику будущему императору Павлу I, но увлёкся театром и сам вышел на сцену. Когда она сгорела в пожаре 1779 года, Урусов и Медокс добились того, чтобы новый дом театра стал каменным. В 1780 году он встал там, где стоит сегодня, но изначально фасадом выходил на улицу Петровка. И его назвали Петровским театром. Однако в 1805 году дом опять сгорел — подвели деревянные перекрытия. 

Пока шло восстановление здания, труппа давала спектакли на разных площадках, куда ходили не только искушённые знатоки оперы и балета, но и массовая публика. Поскольку строили тогда капитально, но долго — до 1825 года, — за это время сложилась иная культура посещения театра. В театр потянулась улица — разночинцы, нижние чины чиновничества и студенты. И вот тогда для них заранее строились несколько ярусов балконов и отдельные входы, чтобы не пересекаться с «почтенной» публикой. Даже после реконструкции 2013 года система балконов и ярусов 1825 года сохранена, с той лишь разницей, что входов теперь несколько. 

А проблема всё та же: в Большой театр опять не попасть. Только регулятор уже не сословный. Средняя цена за билет — десять тысяч рублей, что дорого, а социальные билеты — от ста рублей и до трёх тысяч — скупают театральные спекулянты. Проблема в том, что по новым правилам, вступившим в силу с 1 февраля 2014 года, недорогой билет можно купить только в субботу и за три месяца до спектакля. Перекупщики, зная эти правила и пользуясь незнанием зрителей, скупают их заранее. 

— Билетной мафией мы не можем заниматься, — говорит Владимир Урин, генеральный директор ГАБТ, — ею должны заниматься правоохранительные органы. Мы же, чтобы увеличить доступ в театр всем желающим, начинаем работы по демонтажу мест на Исторической сцене, где плохая видимость. Вместо них сделаем стоячие места. Они будут стоить порядка ста рублей. Ожидаем, что стоять на спектакле смогут 247–250 человек. 

План Урина и состоит в том, чтобы вывести из сферы влияния перекупщиков недорогие билеты — до трёх тысяч рублей. И не тогда, когда закончится реконструкция Исторической сцены, — к осени 2014 года, а сегодня. Вроде бы всё продумано: теперь купить можно не больше двух именных билетов в одни руки, к тому же в билет вписываются фамилия и номер паспорта. Как на поезд или самолёт. Однако дьявол, как известно, в мелочах. В правилах продажи именных билетов, вывешенных у касс Большого, есть приписка мелким шрифтом: «…кассир может попросить документ». Ясное дело, что у перекупщиков, вероятно по договорённости, кассиры документы не просят. А потом эти билеты по сто рублей с рук стоят от 1 500 до 2 500 рублей. 

Исторические параллели, разумеется, всегда условны. Однако века спустя мало что меняется. Как раньше Большой был недоступен широкой публике, так и сегодня он словно крепость. И вроде бы всё сделано для того, чтобы сюда шли. Новое здание в том виде, в котором мы его знаем с 1825 года, дважды — в 1856 году после очередного пожара и в 2013-м — отреставрировано. А на спектакли всё так же не попасть. Только если в СССР все могли, но не хватало мест, то сегодня ходят в Большой только те, кто может себе позволить удовольствие от восьми тысяч рублей. Для остальных — социальные и стоячие билеты. 

Кстати, это мировая практика. Как и перепродажа с рук перекупщиками стоячих билетов. Только если в итальянской Ла Скала стоячий билет при цене в шесть евро перекупщик отдаст за десять евро, в Венскую оперу билет будет строить восемь евро с рук при номинале пять евро, то дома арифметика иная. Билет за 600–800 рублей с рук обходится от 7 500 рублей. Имеет ли смысл переплачивать по принципу «чем дороже понт, тем опернее театр?». 

— Там, где есть дефицит, всегда есть перекупщики, — считает Владимир Урин. — Это есть в Ковент-Гардене, и в Метрополитен-опера, и в Ла Скала. Вслед за введением стоячих билетов мы, как и другие ведущие театры мира, по низким ценам будем продавать билеты на генеральные репетиции. Скоро люди не будут потеть у касс или мёрзнуть на улице. Введём электронные талоны как в банках, и народ будет ждать своей очереди в пристройках на скамейках. 

А пока, как признаёт Урин, решение ещё не принято, как и введение именных билетов — лишь эксперимент, а не правило. Их театральная мафия обходит легко. Вот и встаёт вечный вопрос: если спекулянты продают сторублёвые сидячие билеты в пятнадцать-двадцать раз дороже, в какую же копеечку влетят сторублёвые стоячие билеты?

Владимир Емельяненко