В ночь на 17 июля 1918 года в подвале Ипатьевского дома в Екатеринбурге были расстреляны Николай II и его семья. Событие это почти сразу обросло слухами и мифами. В народе упорно говорили о чудесном избавлении от смерти то одного, то другого члена императорской фамилии. Затем появились сомнения в подлинности останков царской семьи, обнаруженных в 1991 году в окрестностях города. Сейчас в том, что они принадлежат действительно Николаю II, его жене и детям, ни у кого сомнений нет. Признают это и члены Дома Романовых.

Поздно вечером 16 июля 1918 года к реквизированному советской властью особняку инженера Ипатьева, где содержались отрёкшийся от престола император Николай II и его семья, подъехал грузовик. Выключать мотор водитель не стал: его тарахтение должно было заглушить звуки выстрелов в Доме особого назначения, как именовали Ипатьевский особняк в большевистских документах. В первом часу ночи послышались беспорядочная стрельба, шум, стоны... Вскоре всё стихло, и члены команды охраны дома стали выносить из подвального этажа тела, складывать их в кузов. Машину потом долго пришлось отмывать от крови. Так 95 лет назад глухой летней ночью в Екатеринбурге закончилась история российской монархии.
«Санкции на расстрел получить не удалось»

Невероятно, но факт: нет никаких доказательств того, что произошедшее в Ипатьевском доме санкционировалось верховной большевистской властью. То, что в советское время преподносилось как скоординированное и продуманное решение руководителей первого звена, на деле, вероятнее всего, являлось местной инициативой. Более того, существуют свидетельства участников расстрела царской семьи и предшествовавших ему совещаний в Екатеринбурге, подтверждающие именно эту версию. Вот одно из них — члена коллегии екатеринбургской ЧК Михаила Медведева:

«Вечером 16 июля 1918 года в здании Уральской областной Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией заседал в неполном составе областной Совет Урала... Я увидел в комнате знакомых мне товарищей: председателя Совета депутатов Александра Белобородова, председателя Областного комитета партии большевиков Георгия Сафарова, военного комиссара Екатеринбурга Филиппа Голощекина, члена совета Петра Войкова, председателя областной ЧК Фёдора Лукоянова, моих друзей — членов коллегии Уральской областной ЧК... Сообщение о поездке в Москву к Я.М. Свердлову делал Филипп Голощекин.

Санкции Всероссийского центрального исполнительного комитета на расстрел семьи Романовых Голощекину получить не удалось. Свердлов советовался с В.И. Лениным, который высказывался за привоз царской семьи в Москву и открытый суд над Николаем II и его женой Александрой Фёдоровной... Именно всероссийский суд!.. Подсчитать, какой людской и материальный урон нанёс самодержец стране за годы царствования. Сколько повешено революционеров, сколько погибло на каторге, на никому не нужной войне! Чтобы ответил перед всем народом! Давно ли передовой ваш питерский рабочий шёл к Зимнему с хоругвями? Вот эту-то непостижимую расейскую доверчивость и должен развеять в дым открытый процесс над Николаем Кровавым...На прощанье Свердлов сказал Голощекину: Так и скажи, Филипп, товарищам...
...ВЦИК официальной санкции на расстрел не даёт».

Позиция председателя СНК Владимира Ленина, настаивавшего на «образцово-показательном процессе», понятна: исход суда предрешён заранее, зато сохраняется видимость правосудия и, что более важно, — усиливается ярость масс, в которой ох как были заинтересованы большевики, вязнувшие в Гражданской войне. Нашлись у дипломированного адвоката Ульянова и личные мотивы публично расправиться с бывшим монархом, собственноручно подписав ему приговор. Таким образом он не только отомстил бы за брата, казнённого за покушение на самодержца, но и довёл его дело до конца. Эту точку зрения в СНК и ВЦИКе поддержали не все, и де-факто центральная власть просто «умыла руки», сдав решение на откуп Уральскому совету ввиду «чрезвычайных обстоятельств» действовать по своему революционному усмотрению.

Тем временем город лихорадило: Николая II по прибытии из Тобольска в Екатеринбург едва не растерзала разъярённая толпа. Двойной кордон охраны за высоким забором Дома особого назначения был установлен не только из-за угрозы похищения монаршего пленника, но из-за угрозы расправы над ним красных пролетариев. Последние недоумевали, почему церемонятся с «бывшим царём», живущим к тому же в «барском» особняке, а не в тюрьме, и получающим в полуголодном городе питание из лучшей столовой для руководящих партработников, и к нему ещё — продовольствие из Ново-Тихвинского монастыря. А фронт действительно приближался к городу: красным предстояло со дня на день отступить. Григорий Никулин, заместитель коменданта Дома особого назначения, участвовавший в расстреле, уже в 60-е годы вспоминал: «Предполагалась организация вроде всенародного такого суда, а потом, когда уже вокруг Екатеринбурга всё время группировались всевозможные контрреволюционные элементы, стал вопрос об организации такого узкого суда, революционного. Но и это не было выполнено». И роль приговора выполнило поспешное решение исполкома Уральского областного совета. Трагически символичное совпадение: династия Романовых, призванная на царство в Ипатьевском монастыре, закончила своё существование в Ипатьевском доме.

Пребывавшие, вероятно, в некотором ступоре после чудовищной по жестокости расправы (практически никто из расстреливаемых не был сражён наповал — их добивали повторными выстрелами или ударами прикладов и штыков) члены «расстрельной команды» долго не могли собрать и вынести трупы. Затем, когда глубокой ночью все одиннадцать тел были погружены в ожидавший грузовик, выяснилось, что путь к месту, где предстояло тайно их захоронить, известен лишь «примерно». Руководивший расстрелом комендант Дома особого назначения Яков Юровский в 1934 году на совещании старых большевиков в Свердловске делился воспоминаниями: «По части методов ликвидации мы ведь опыта таких дел не имели, так как такими делами до этого не занимались, и поэтому немудрено, что тут было немало и спешного в проведении этого дела... Когда уже рассветало, мы подъехали к знаменитому урочищу (Речь идёт о Ганиной Яме. — Прим. ред.). В нескольких десятках шагов от намеченной шахты для погребения сидели у костра крестьяне, очевидно, заночевавшие на сенокосе. В пути на расстоянии также встречались одиночки, стало совершенно невозможно продолжать работу на виду у людей... Я ещё в это время не знал, что и шахта-то ни к чёрту не годится для нашей цели... Вещи сожгли, а трупы, совершенно голые, побросали в шахту. ...Вода-то чуть покрыла тела, что тут делать? Я увидел, что никаких результатов мы не достигли с похоронами, что так оставлять нельзя и что всё надо начинать сначала. ... Держали мы курс на Сибирский тракт. Переехав полотно железной дороги, мы перегрузили снова трупы... Я послал натаскать шпал, чтобы покрыть ими место, где будут сложены трупы, имея в виду, что единственной догадкой нахождения здесь шпал будет то, что шпалы уложены для того, чтобы провезти грузовик... Утрамбовали шпалы и поставили точку».

Эта же хронология событий практически без вариаций описывается и другими участниками преступления, сходятся они и в деталях: как обливали останки убитых кислотой, как сжигали, как два тела сожгли отдельно, дабы, если найдут «беляки», не идентифицировали по количеству. И те самые шпалы на девятой версте Сибирского тракта фигурируют не только в воспоминаниях «красных», но и в материалах следствия, проведённого в 1919 году по распоряжению «Верховного правителя России» адмирала Колчака. Уловка Юровского оказалась удачной: обнаружив шпалы, колчаковские следователи не стали их поднимать, приняв за лаги для укрепления дороги.

Десять лет спустя съездивший в Свердловск и пообщавшийся с участниками событий Владимир Маяковский в издевательски-пафосном стихотворении «Император» с абсолютной топонимической точностью указал место захоронения.

За Исетью,
где шахты и кручи,
за Исетью,
где ветер свистел,
приумолк
исполкомовский кучер
и встал
на девятой версте...
Здесь кедр
топором перетроган,
зарубки
под корень коры,
у корня,
под кедром,
дорога,
а в ней —
император зарыт.
Прельщают
многих
короны лучи.
Пожалте,
дворяне и шляхта,
корону
можно
у нас получить,
но только
вместе с шахтой.

«Крайний демократизм»

Дезинформация о произошедшем в Ипатьевском доме — едва ли не первая в большевистской практике попытка фальсификации истории. Причём, так сказать, многослойная. Сначала исполком Уральского областного совета в обход СНК и ВЦИКа, принял постановление «о ликвидации». И, выполнив его, поутру 17 июля послал лживое телеграфное сообщение председателю Совнаркома Владимиру Ленину и председателю ВЦИК Якову Свердлову:

«По постановлению президиума областного Совета в ночь на шестнадцатое июля расстрелян Николай Романов. Семья его эвакуирована в надёжное место. По этому поводу нами выпускается следующее извещение: Ввиду приближения контрреволюционных банд к красной столице Урала и возможности того, что коронованный палач избежит народного суда (раскрыт заговор белогвардейцев, пытавшихся похитить его самого, и найденные компрометирующие документы будут опубликованы), президиум областного Совета, исполняя волю революции, постановил расстрелять бывшего царя Николая Романова... Приговор этот приведён в исполнение. Семья Романова содержится... под стражей, в интересах охраны общественной безопасности эвакуирована из города Екатеринбурга. Президиум областного Совета. Просим ваших санкций на редакцию данного документа. Документы заговора высылаются срочно курьером Совнаркому и ЦИК».

Обратите внимание: екатеринбургские товарищи, совершившие самосуд, даже не просят одобрения своих действий, они лишь предлагают отредактировать извещение для печати. Они лгут, сообщая в Москву о том, что семья Николая II жива, и о том, что «раскрыт заговор».

В Екатеринбурге, неоднократно во время Гражданской войны переходившем из рук в руки, действительно было множество антибольшевистских групп, включая монархические. Так что миф о белогвардейском заговоре, ставившем целью освобождение венценосных арестантов, казался правдоподобным и успешно просуществовал всё советское время. И даже документы, его «подтверждающие», цитировались историками партии. Это, в частности, пара писем от безымянных «русских офицеров», подброшенных в Дом особого назначения. Речь в них действительно идёт о намерении спасти Николая II и его близких, которым предлагается надеяться на скорое избавление. Никакой конкретики, планов, дат, имён. Документы эти придуманы и написаны самими же уральскими большевиками, ими же и подброшены в Ипатьевский дом. Чекист Исай Родзинский уже в 60-е годы вспоминал:

«На всякий случай так решили, затеять переписку такого порядка,... что группа офицеров, что приближается освобождение,.. чтобы они были готовы к тому, ... Для истории по тому времени, на какой-то отрезок, видимо, и нужно было доказательство того, что готовилось похищение. Действительно есть два ...писанные на французском языке с подписью... Русский офицер. Надо сказать, что никакого похищения не готовилось... Текст составлялся тут же, придумывали текст с тем, чтобы вызвать их на ответы. Войков (Пётр Войков — большевистский комиссар продовольственного снабжения Урала. — Прим. ред.) по-французски диктовал, а я записывал».

Вот так «для истории» изготовили фальшивку. А что же в Москве? Никаких репрессивных санкций против превысивших полномочия членов Уральского исполкома не было. Это даёт повод предположить, что, несмотря на отсутствие официального разрешения на расстрел в Екатеринбурге, неофициальное подразумевалось. И теперь Совнарком и ВЦИК вздохнули с облегчением. С большевистской точки зрения было абсурдным карать товарищей, в трудных условиях без церемоний пристреливших «гражданина Романова». Тем более что расправа действительно вызвала неподдельный энтузиазм «красного Урала» и даже способствовала притоку в ряды РККА. Президиум ВЦИК собрался на внеочередное заседание 18 июля 1918 года.

«Слушали: Сообщение о расстреле Николая Романова. (Телеграмма из Екатеринбурга.) Постановили: По обсуждении принимается следующая резолюция: ВЦИК, в лице своего президиума, признает решение Уральского областного совета правильным».

Резюме заседания Совнаркома, собравшегося в тот же день под председательством Ленина, ещё более лаконично.

«Слушали: внеочередное заявление Председателя ЦИК тов. Свердлова о казни бывшего царя Николая II по приговору Екатеринбургского Совета и о состоявшемся утверждении этого приговора Президиумом ЦИК... Постановили: принять к сведению... »

Советские пропагандисты вернулись к этой теме в 1921 году, выпустив десятитысячным тиражом брошюру «Рабочая революция на Урале». Ключевой в ней стала статья «Последние дни последнего царя», написанная участником тех событий, председателем Екатеринбургского совета Павлом Быковым. Повторяя все мифы о белогвардейском заговоре, об угрозе стихийного выступления рабочих Урала, требовавших немедленной казни «Николая Кровавого», о приближении белых, автор подвёл итоги: «Рабоче-крестьянская власть и в этом случае проявила крайний демократизм: она не сделала исключения для всероссийского убийцы и расстреляла его наравне с обыкновенным разбойником». Рабоче-крестьянская власть, очевидно, сама содрогнулась от таких комплиментов и на всякий случай ещё раз проявила «крайний демократизм» — тираж сборника был изъят и уничтожен: буквально несколько экземпляров сохранилось в спецхранах, выйдя на свет уже в постсоветское время.

Любой туристический маршрут сегодняшнего Екатеринбурга обязательно включает посещение Храма-на-Крови. Открывшийся в 2003 году, он возведён на месте уничтоженного уже в период «застоя» Ипатьевского особняка. В 1918–1919 годах в особняке размещались попеременно штабы различных белых формирований и Красной армии. В 1923 году здание отдали Институту истории партии, в нескольких его комнатах работал Музей революции. Вознесенская площадь перед домом к этому времени была переименована в площадь Народной Мести. В 1938 году в доме разместились экспозиции Антирелигиозного музея. После войны в здание въехал Областной партийный архив, потом здесь были коммуналки. В 1974 году по ходатайству Свердловского отделения Всесоюзного общества охраны памятников истории и культуры дому Ипатьева был присвоен статус историко-революционного памятника всероссийского значения. И это неожиданно оказалось приговором: председатель КГБ Юрий Андропов нашёл, что возвращение интереса к особняку угрожает государственной безопасности. Он обратился к Политбюро: «Антисоветскими кругами на Западе периодически инспирируются различного рода пропагандистские кампании вокруг царской семьи Романовых, и в этой связи нередко упоминается бывший особняк купца Ипатьева в г. Свердловске... Представляется целесообразным поручить Свердловскому обкому КПСС решить вопрос о сносе особняка в порядке плановой реконструкции города».

Постановление «О сносе особняка Ипатьева в г. Свердловске» было принято 30 июля 1975 года на заседании Политбюро ЦК КПСС. Подписал документ секретарь ЦК Михаил Суслов, после чего он был «спущен» в Свердловский обком. Кто принимал «окончательное решение» и как оно было оформлено? На эти вопросы отвечает решение исполкома горсовета Свердловска от 21 сентября 1977 года. После принятого Политбюро ЦК КПСС решения о сносе Ипатьевского дома, как явствует из документа, в процесс включился Совмин РСФСР. Его распоряжением особняк «исключён из списков исторических памятников, подлежащих охране как памятник государственного значения». С учётом этого распоряжения, развязывающего руки региональным властям, Свердловский горисполком «разрешает Управлению благоустройства города снести... дом №49 по ул. К. Либкнехта (Дом Ипатьева. — Прим. ред.), в связи с её расширением». Кстати, «неотложная» реконструкция улиц с «преобразованием их в проспект» после ликвидации особняка, разумеется, забылась... Через два дня после принятия решения Свердловского горисполкома особняк снесли. Спешили: приближалось 60-летие революции, и юбилей следовало отметить не только словом, но и делом...Так советская власть почти шесть десятков лет спустя уничтожила последнего свидетеля одного из первых своих преступлений.

Юлия Кантор

Источник: «Российская газета»