Всеволод Эмильевич Мейерхольд нам известен как театральный режиссёр-новатор и создатель биомеханики. На самом деле это был человек-оркестр: он говорил на нескольких языках, играл на скрипке и фортепиано как профессионал и мечтал построить театральный спектакль по принципу музыкальной партитуры. До нас дошло его собрание сочинений, в котором, почти как в записках Леонардо да Винчи, кратко задокументированы революционные арт-идеи. Большей части гениальных задумок не суждено было воплотиться – в 1940 году Мейерхольд был репрессирован и расстрелян. 9 февраля исполняется 150 лет со дня его рождения.

Карл Казимир Теодор Майерхольд родился в благополучной многодетной немецкой семье в Пензе в 1874 году. В 21 год он решил принять православие, сменив имя на Всеволода Эмильевича, Всеволодом он стал в честь любимого писателя Гаршина. Молодой человек поступил в Театрально-музыкальное училище при Московском филармоническом обществе, где занимался под руководством Владимира Немировича-Данченко. После окончания училища Всеволод стал частью труппы только что созданного МХТ. Там он прочно вошёл на сцену, выступив в пьесах Антона Чехова «Чайка» и «Три сестры», а также в комедиях Шекспира «Венецианский купец», «Двенадцатая ночь» и др. Однако конфликт со Станиславским не заставил долго ждать, и отчаянный Мейерхольд уехал в Херсон, прихватив с собой единомышленников.

«Товарищество новой драмы» в Херсоне представило около 200 спектаклей в период 1902 – 1905 годов. Мейерхольд выступал здесь в качестве и режиссёра, и антрепренёра, и актёра, сыграв десятки персонажей. В отзыве критики пишут: «Во многих отношениях сделаны были попытки порвать с реализмом современной сцены и смело принять условность как принцип театрального искусства. В движениях было больше пластики, чем подражания действительности, иные группы казались помпейскими фресками, воспроизведенными в живой картине. Декорации, мастерски написанные (лучше сказать, созданные) г. Судейкиным и г. Сапуновым, нисколько не считались с условиями реальности: комнаты были без потолка, колонны замка обвиты какими-то лианами». Театр много гастролирует в окрестных городах, но авангардизм редко отзывался провинциальной публике.

Станиславский решается вернуть Мейерхольда в Москву, предложив ему в распоряжение Театр-студию на Поварской. Однако и в этот раз не сложилось. Всеволод Эмильевич принимает приглашение Веры Комиссаржевской возглавить её театр в Петербурге. В 1907 году он поставил «Балаганчик» по Александру Блоку, поэта, которым восхищался всю жизнь. Эта постановка считается одной из первых в жанре «театра условности». Однако и столичная публика не пришла в восторг от слишком авангардных опусов маэстро.

«Я боюсь, что в театр Комиссаржевской привлекали слишком разнородные и едва ли сочетаемые элементы. И оттого-то впечатление наше слишком яркое, слишком пёстрое: смесь мрамора, воды и закатных красок. Можно построить дворец из мрамора и изо льда; но что вы скажете о дворце, где ледяные колонны поддерживают мраморный карниз?» – пишет самую похвальную изо всех рецензию Андрей Белый на страницах газеты «Утро России».

В результате низкой посещаемости спектаклей Комиссаржевская уволила Мейерхольда, что стало для него ударом. Однако он начал сотрудничество с Александринским театром, а в 1911 году дошёл и до Мариинского, где поставил оперу Глюка «Орфей и Эвридика».

Примерно в тот же период Мейерхольд пробовал свои силы в кинопроизводстве, сняв ленты «Портрет Дориана Грея» (1915) и «Сильный человек» (1916).

Мейерхольд и революция

Октябрьская революция 1917 года полностью перевернула культурную жизнь. Настало время безудержного эксперимента. Новая музыка, новое искусство, театр становятся элементами пропаганды, внедряются в государственную политику. В этот период происходят по-настоящему авангардные эксперименты. Чего стоит одна только «Симфония гудков» (1922) А. М. Авраамова, когда музыка исполнялась… на заводских трубах в масштабах целого города.

Мейерхольд радостно принял Великую Октябрьскую революцию. К первой годовщине Октября он всего за месяц поставил первую советскую комедию «Мистерия-буфф» Маяковского. По словам режиссёра, это было «героическое, эпическое и сатирическое изображение нашей эпохи». Труппу собрали по объявлению в газете, а для художественного оформления был привлечён Казимир Малевич. По приглашению народного комиссара просвещения Анатолия Луначарского режиссёр становится заведующим Театральным отделом (ТЕО) Наркомпроса в 1920-е годы, то есть фактически руководил всеми театрами республики. В то же время он начал активно работать над программой «Театральный Октябрь», посвящённой реформации театрального дела в революционной России.

19020-е – время славы и творческого взлёта Всеволода Мейерхольда. Он – один из вождей «левого» искусства в Советской России, один из первых народных артистов республики.

Мейерхольд – основатель собственной театральной школы, автор своеобразного театрального языка. Он вообще отказывался мыслить стандартно: избавился от помпезных декораций, упростил дизайн театральных костюмов, убрал театральный занавес. Его актёры минимально гримировались, а спектакли, оформленные художниками-конструктивистами, порой больше напоминали комедию дель арте, цирковое представление или даже спортивный парад.

В начале 1920-х Мейерхольду разрешили создать и возглавить собственный театр. Из его стен вышел цвет российской сцены – актёры Игорь Ильинский, Мария Бабанова, Лев Свердлин, Евгений Самойлов, Эраст Гарин, Михаил Царёв, Сергей Мартинсон, Валентин Плучек и многие другие. Мастер (с большой буквы) – так называли ученики Мейерхольда.

ГосТиМ (Государственный театр имени Вс. Мейерхольда) просуществовал до 1938 года.

Вместе со своими актёрами Мейерхольд с успехом гастролировал по Великобритании, Германии, Франции и Италии. В театре какое-то время работал заведующим музыкальной частью молодой Дмитрий Шостакович.

Но в 1928 году ГосТиМ едва не закрыли, потому что Мейерхольда вместе с его женой актрисой Зинаидой Райх заподозрили в измене родине. Отправившись за рубеж для лечения и переговоров о гастролях, они задержались во Франции. В тот же период из зарубежных поездок не вернулись Михаил Чехов, возглавлявший второй МХАТ, и руководитель Государственного еврейского театра Алексей Грановский. Однако Мейерхольд вместе с женой всё же возвращаются в Москву раньше, чем ликвидационная комиссия успела расформировать театр.

Когда в 1930-м ГосТиМ гастролировал за рубежом, Михаил Чехов, встречавшийся с Мейерхольдом в Берлине, пытался уговорить его не возвращаться в Советскую Россию, где всё более ощущался перелом в культурной политике – отход от «левых» авангардных форм и возврат к более понятным массам классическим. Мейерхольду, впрочем, не только ему, всё сложнее было встраиваться в меняющуюся действительность. Тем не менее, он был твёрд, ответив Чехову, что всегда верил в Революцию и должен вернуться в Советский Союз – «из честности».

Читайте также: Михаил Чехов: весь мир – театр

Начиная с 1934 года один из самых признанных режиссёров-коммунистов попадает в немилость. Всё началось со спектакля «Дама с камелиями» с Зинаидой Райх в главной роли. Поняв, что спектакль критикуют со всех сторон с подачи Сталина, актриса не придумала ничего лучше, как изложить свою критическую точку зрения в письме. На упрёки в отсутствии вкуса Сталин ничего не ответил, но не забыл об инциденте.

Критика продолжала нарастать, и вскоре творчество Мейерхольда было объявлено «антагонистическим» по отношению к советскому народу. Сам Всеволод Эмильевич, как и его жена, не оценил уровня опасности, искренне веря, что его репутация и безоговорочная преданность коммунизму защитят в любой ситуации.

Биомеханика

Делом своей жизни Мейерхольд считал систему упражнений, которую он назвал биомеханикой. Эти упражнения многие сравнивали с фортепианными этюдами Карла Черни. Только овладев техникой можно было приступать к следующему шагу – проникновению в суть роли.

В статье «Актёр будущего и биомеханика» Мейерхольд прямо сравнивает принцип движения актера на сцене и рабочего на заводе: «... необходимо отыскать такие движения в работе, при которых максимально использовалось всё рабочее время. Рассматривая работу опытного рабочего, мы отмечаем в его движениях: 1) отсутствие лишних непроизводительных движений, 2) ритмичность, 3) правильное нахождение центра тяжести своего тела, 4) устойчивость».

Но биомеханикой дело не ограничивалось. Движению был посвящён целый ряд занятий. Обратимся к воспоминаниям Эраста Гарина: «Часто на тренировочных занятиях по ритмической гимнастике, танцу или акробатике в зале появлялся Мейерхольд. Он входил в дверь в наброшенной на плечи зелёной солдатской шинели. <...> В зале всегда была невысокая температура. Нам, молодёжи, да ещё усиленно двигавшейся, это не мешало. Мейерхольд садился к изразцовой печке, потягивал махорочную самокрутку (ему единственному разрешалось курить) и смотрел на нас, как бы изучая каждого. <...> Он наблюдал за своим выводком. Был он похож на серого доброго волка. Серые глаза, серые волосы, серый френч. Глаза пристально изучающие, добрые и холодные. Но вот он скидывает шинель. Прерывает наши занятия – пора практически переходить к биомеханике. Ставит посреди комнаты стол. Выбирает ученика покрепче… Подводит к столу. Опирает руки ученика за его спиной на край стола. Испытывает его способность к рессорности и отходит, попросив ученика быть внимательным. Вот у него зарождается намерение. Он, как говорят в боксе, группируется и крадущейся походкой направляется к фигуре, опёршейся руками на стол. Прыжок – и Мейерхольд оказывается на плечах у ученика <...>. Затем он заводит правую руку за свою спину, достаёт воображаемый нож. Делает движение, наносящее рану по горлу, сползает на пол и отбегает в сторону».

Мейерхольд и Станиславский

Более разных, скажем больше – полярных – режиссёров нельзя было представить. Станиславский мог сказать громко «не верю» про биомеханику, а Мейерхольд – про психотехнику. Тем не менее, некоторые критики приходят к выводу, что Станиславский был не совсем правильно истолкован многими коллегами, в частности, Михаилом Чеховым. В книге «Работа актёра над собой» Константин Сергеевич пишет: «Актёрская эмоция не есть подлинная эмоция, подлинное художественное переживание роли на сцене. Это есть искусственное раздражение периферии тела». Для Станиславского тело актёра имело первостепенное значение, но не в том ракурсе, как у Мейерхольда. Было важно, чтобы актёр не просто повторял роль, а творчески проникал в суть персонажа и устанавливал эмоциональное взаимодействие с аудиторией, у которой появилось бы чувство присутствия.

В свою очередь, Мейерхольд открыто выступал за «Условный театр», который должен стать реинкарнацией античного театра. «Биомеханика есть шаг на пути преодоления того театра, который призван ублажать пассивного зрителя, шаг к тотальному театру, где зритель становится участником действия, отождествляясь не с героем (как в психологическом театре), а с коллективной общностью. Истоком такого театра была античная трагедия, где подражание связывало не зрителя и героя, а зрителя и хор. Герой же выступал как марионетка, как один из элементов, посредством которых осуществлялось литургическое единение в общности действия», – утверждал Мейерхольд.

Интересно, что подсознательный «сговор» двух великих режиссёров подмечали и современники. Вот, например, фрагмент из статьи влиятельного критика Александра Кугеля на страницах журнала «Театр и искусство»: «Мейерхольд в своих объяснениях и комментариях выступил решительным противником Московского художественного театра, манеру и приём которого он, конечно, успел достаточно изучить. Что ж, в добрый час, подумал я, хотя для борьбы с московским театром не нужно никаких особенных идей –нужно просто вернуть театр в его настоящее лоно, в актёрский талант, от которого и исходить во всякой постановке. Но насколько я мог понять “идеи” г. Мейерхольда из его постановок, он, в сущности, остаётся в одной “плоскости” с московским театром, стараясь отличаться от него только тем, что подгоняет свою “работу” к “новому стилю”. Московский художественный театр стремится воссоздать картину быта – г. Мейерхольд с таким же тщанием пытается остаться вне времени и пространства; г. Станиславский учит “конкретизации”, г. Мейерхольд учит символизации; московский театр фотографирует обстановку, – г. Мейерхольд сочиняет её. Это два полюса, но в одной и той же плоскости. Имя этой плоскости – театр режиссёра, а не автора и не актёров, и это основное сходство превращает идеи г. Мейерхольда во вспомогательный отряд главнокомандующего г. Станиславского».

В течение 20 лет Мейерхольд и Станиславский предпринимали попытки сотрудничества, которые никогда не заканчивались успешно. Однако наступил злополучный 1938 год, когда театр Мейерхольда был ликвидирован. Именно Станиславский пригласил Мейерхольда работать в свою оперно-драматическую студию (ныне – «Электротеатр Станиславский»). «Он мой единственный наследник в театре», – говорил Станиславский. После его смерти Мейерхольд стал главным режиссёром студии вплоть до ареста в 1939 году и последующего расстрела по обвинению в контрреволюционной деятельности. Вскоре была убита в квартире его жена Зинаида Райх.

Читайте также: Знай наших! Константин Станиславский – реформатор театра

В 1955 году Мейерхольд был посмертно реабилитирован. Благодаря усилиям внучки режиссёра была создана Комиссия по творческому наследию Мейерхольда. Мария Валентей-Мейерхольд руководила и изданием его сочинений и воспоминаний, а также учредила первый музей Мейерхольда в Пензе. В 1991 году благодаря её усилиям музеем стала и московская квартира Мейерхольда в Москве по адресу Брюсов переулок, 12.