Но умер, вместе с тем – как ни грустно нам это говорить! – вовремя. Есть очень невесёлый анекдот (в значении – случай, бывший в действительности) о том, как в начале 90-х, во время последнего фестиваля фильмов Федерико Феллини в Риме залы пустовали. «Просто все мои зрители давно умерли», – печально констатировал маэстро.

Вероятно, что-то похожее мог бы сказать о себе и Фазиль Искандер, который давно перестал писать прозу. Ту прозу, которую распространяли в самиздате, смачно цитировали и до хрипа обсуждали на тех самых советских кухнях, о которых сам автор «Сандро из Чегема» говорил, что как только кухарки стали управлять государством, русская мысль переместилась на кухню.

А ведь Искандер, как это ни удивительно сегодня слышать, начинал как журналист, а чуть позже – как поэт. И его стихи, интонацию которых было никак не спутать ни с какой другой, часто публиковались в «Литературке», главным образом – на легендарной 16-й странице, с которой многие начинали в советские времена её чтение. 

К стихам он вернулся и в последние годы жизни. Ни секунды не сомневаюсь, что там найдётся немало истинных жемчужин. Но прочтём ли мы когда-то эти стихи? Издатели плачутся, что вот-де время нынче такое... в отличие от начала 1960-х... ну, не поэтическое. Не утесняемый никаким Главлитом поэт может печатать что угодно – но только за свой счёт. Да вот и статистики, точно под руку, говорят, что типографская бумага в России – самая дорогая в мире (случайно ли?), а социологи – что более трети соотечественников вообще книг дома не держат. Никаких. Но само по себе отсутствие книг – это ещё полбеды. «Культура — это количество не прочитанных, а понятых книг», – говорил Искандер.

Понятых — вот в чём суть! «Мы были насыщены социальными критическими идеями, – сказал он как-то о своих сверстниках. – Новое поколение потеряло социальный интерес к жизни». Иными словами, если раньше в чести у молодого поколения были напечатанный на папиросной бумаге «Архипелаг ГУЛАГ», абонемент в «Иллюзион», поход на полулегальную выставку художников-нонконформистов, то теперь гордятся разве что количеством изловленных покемончиков. 

И вот ещё что грустно. Минувшей осенью Нобелевскую премию по литературе получила Светлана Алексиевич. Конечно, была радость за то, что столь высокой награды был удостоен писатель, пишущий по-русски. Мало кто тогда испытал не менее искреннюю грусть из-за осознания того, что это награждение означало, что Фазиль Искандер эту премию уже никогда не получит. Когда-то ещё в одержимом толерантностью, политкорректностью и отчасти сугубо политическим расчётом Стокгольме вспомнят об авторе «Кроликов и удавов»?

А ведь Искандер как творец своей собственной Абхазии, очень не всегда совпадающей с реальной, был достоин высокой награды ничуть не меньше, чем сотворившие другие литературно-реальные страны демиурги. Как родившийся опять-таки в один день с Искандером, но двумя годами раньше Габриэль Гарсиа Маркес, создавший Колумбию «Ста лет одиночества». Как Халлдор Лакснесс, навсегда поселивший на литературной карте мира Исландию. 

Но, вместе с тем, разве в пресловутых «лычках» дело? Не стократ ли ценнее то, что многие граждане России (сам слышал!), будучи в Абхазии, называют её столицу не Сухум, а Мухус? При этом о своей «культурной» национальности Искандер на одном из своих юбилеев сказал яснее некуда: «Я – безусловно русский писатель, много воспевавший Абхазию. По-абхазски я, к сожалению, не написал ничего. Выбор русской культуры для меня был однозначен».

Но вот что ещё важно. Будучи кавказцем по рождению, Искандер никогда не жил, что называется, нараспашку. О многом в его жизни можно только догадываться. В том числе – и о происхождении его неповторимого юмора, от которого иной раз и слёзы на глаза наворачиваются. Сам Искандер объяснял просто: «Чтобы овладеть хорошим юмором, надо дойти до крайнего пессимизма, заглянуть в мрачную бездну, убедиться в том, что там ничего нет, и потихоньку возвращаться обратно. След, оставленный этим обратным путём, и будет настоящим юмором». В какие бездны довелось заглянуть ему самому? Вряд ли мы когда-нибудь это узнаем.

Обладавшая не меньшим чувством юмора Фаина Раневская (вот уж у кого по части «мрачных бездн» было всё в полном порядке!) как-то сказала: «Я так стара, что ещё помню, как выглядят порядочные люди». Именно из них и был Искандер, при всей своей критичности и язвительности никогда не бывший записным, открытым диссидентом. Но как-то сказавший – вполне открыто – о том, что именно он считает главным:  «Человек должен быть порядочным, это осуществимо в любых условиях и при любой власти. Порядочность не предполагает героизма, она предполагает неучастие в подлости».

И для любых властей он никогда не был своим. Как во времена знаменитого «Метрополя», так и после падения советской власти. Нет, награждали исправно – ордена «За заслуги перед Отечеством» трёх степеней, Государственные премии – перестроечного СССР и России. Но... помните киноклассику: «Вот проклятая птица, мало того, что говорит, так ещё и выводы делает!»

Сделать вывод, то есть отлить мысль в чеканную, афористическую формулировку Фазиль Искандер умел, пожалуй, как никто в сегодняшней России. И плевать ему было на любые авторитеты, на любое «державное величие».

А по совсем большому счёту, Фазиль Искандер был одним из последних, к которым в самой полной мере относимы стихи его старшего современника Давида Самойлова: «Вот и всё. Смежили очи гении...» Полностью цитировать не стоит – эти восемь строк легко найти в Сети. Разве что последнюю строчку: «Нету их. И всё разрешено».