16 марта в лондонской Национальной портретной галерее открывается выставка «Россия и искусство: век Толстого и Чайковского». Это первая в истории столь масштабная экспозиция русского портрета из собрания Третьяковской галереи, которая будет показана в Лондоне. В свою очередь, Третьяковка в апреле также впервые покажет выставку английского портрета «От Елизаветы до Виктории».

Две всемирно знаменитые галереи почти 20 лет шли к этому беспрецедентному по масштабам культурному проекту. О том, какие сложности пришлось преодолеть кураторам обеих выставок и чем английский подход к портрету отличается от русского, «Русскому миру» рассказывает заместитель генерального директора Третьяковской галереи Татьяна Карпова.

– Как появилась идея такой выставки и насколько это масштабный проект?

– На самом деле идея этой выставки существовала давно и трансформировалась на протяжении долгих лет. Национальная портретная галерея в Лондоне – это, можно сказать, наш музей-побратим. Основатель Третьяковской галереи Павел Михайлович Третьяков в конце 60-х годов XIX века принимает решение включить в состав национальной картинной галереи, которую он создавал, также и портретную галерею. И он начинает приобретать и заказывать портреты деятелей русской культуры – писателей, композиторов. Лондонская Национальная портретная галерея была создана в 1856 году. И в этом же году Павел Михайлович Третьяков приобрёл первую работу русского художника. Павел Михайлович неоднократно бывал в Лондоне – ездил туда по торговым делам, осматривал все музеи. Нет достоверных свидетельств того, что он был в Национальной портретной галерее, но, безусловно, он о ней знал, слышал, а может, и был там.

Читайте также: Нужна ли России Национальная портретная галерея?

Для меня этот проект развивается с начала 90-х годов, когда я написала свою монографию «Смысл лица: русский портрет второй половины XIX века. Опыт самосознания личности», где достаточное количество страниц было посвящено и Национальной портретной галерее, и английскому портрету, который был своего рода ориентиром и для русского портрета, и для русского искусства в 60-е годы XIX века. Русский критик Григорович, например, считал, что английская школа с её свободой, уважением к личности выведет русский портрет из тупика натурализма в конце 50-х – начале 60-х годов XIX века.

Татьяна Карпова

Попытки развить контакт с Национальной портретной галереей предпринимались мной с начала 90-х годов. Но в те времена они ничем не заканчивались. Потом был перекрёстный Год русской культуры в Великобритании и британской культуры в России в 2014 году. Тогда я и выдвинула этот проект обмена выставками. Но Национальная портретная галерея планирует свою жизнь на 5–6 лет вперёд. Не по нашей вине оказалось, что мы уже не вписываемся в их планы. Многие их работы – а у них не такое большое собрание – были уже обещаны различным музеям. И мы приняли решение, что не будем расстраиваться, а реализуем наш совместный проект тогда, когда это будет возможно. И это оказалось возможным в 2016 году.

И несмотря на сложные экономические и политические обстоятельства, слово, которое мы дали друг другу, оказалось верным, и отношения были очень дружескими, откровенными. Мы сразу обозначили, что нам нужно сделать две выдающиеся выставки. При этом каждый прошёл какую-то свою психологическую ломку. Когда они увидели, что наши амбиции столь велики, что мы непременно хотим какой-то из портретов Елизаветы, хотим портрет Шекспира, портрет Сары Сиддонс, то есть мы не готовы мириться со средним составом выставки, им пришлось уговаривать своих сотрудников и попечительский совет. А мне надо было уговаривать наших хранителей, объясняя, что мы взамен получим выдающиеся картины.

Мы впервые покажем в Лондоне наш русский портрет. Англичане выбрали вторую половину XIX века. У нас были разные подходы, но никто не вмешивался в кураторскую концептуальную работу – мы только помогали друг другу как могли.

– Можете поподробнее рассказать, почему англичане выбрали именно этот период русской живописи? И что такого они особенно хотели, из-за чего вам даже пришлось уговаривать хранителей?

– Их выставка называется «Россия и искусство: век Толстого и Чайковского». Я думаю, что это самый известный на Западе период русской культуры – в первую очередь, русской литературы и русской музыки. Потому что, конечно, прежде всего, им известны имена Толстого, Чехова, Достоевского, Чайковского, Мусоргского, Римского-Корсакова. Русские художники этого периода им известны в меньшей степени. Мне кажется, что им хочется проникнуть в мир русской культуры через портреты этих известных им личностей.

Специфика Национальной портретной галереи в том, что они идут всё-таки, прежде всего, от моделей. У них так организована экспозиция, каталоги, альбомы – первой строкой идёт не художник, а модель. Они у нас сразу попросили портрет Достоевского работы Перова. Это единственный прижизненный портрет Достоевского, заказанный Павлом Михайловичем Третьяковым, и он крайне редко покидает пределы Третьяковской галереи. Есть фотографические его портреты, но живописный один. Вот такой иконографический эталон. Как и портрет Пушкина работы Кипренского, который также находится в Третьяковской галерее. Мы крайне нежелательно расстаёмся с этими картинами. И понимаем прекрасно, что люди приходят в Третьяковскую галерею для того, чтобы увидеть эти портреты – на поклон к Пушкину и на поклон к Достоевскому.

Также они попросили портрет Островского работы Перова, портрет Даля работы Перова. Им очень хотелось получить портрет Толстого работы Крамского. Но тут мы им были вынуждены отказать, потому что этот портрет имеет надставки по периметру холста – они сделаны самим Крамским. Такого рода холсты с надставками всегда плохо переносят транспортировку. Мы, как я уже сказала, были абсолютно откровенны друг с другом и всё объясняли друг другу. Куратор выставки в Лондоне Поли Блейксли прекрасно знает русский язык – она ведёт семинары по русскому искусству в Кембридже. Ученица нашего любимейшего академика Дмитрия Владимировича Сарабьянова, которого, к сожалению, уже нет с нами.

Мы объяснили Поли, что портрет Толстого не может уехать в Лондон. Но у нас есть портрет работы Репина, есть портрет работы Ге. И портрет работы Ге очень интересен, потому что представляет Льва Николаевича в своём кабинете в Хамовниках во время работы над трактатом «В чём моя вера?». И вся эта обстановка до сих пор там сохранилась. Они пошли в Хамовники, увидели эту обстановку, их это совершенно поразило – что она такая же, как на этом портрете.

В. Серов, «Летом. Портрет Ольги Фёдоровны Трубниковой», 1895 г., ГТГ

И вот каждый раз мы какие-то такие вопросы решали. Они хотели «Девочку с персиками» Серова. Но с «Девочкой с персиками» мы тоже расстаться не смогли. Сохранность её довольно сложная – мы её не выдаём. К тому же, это тоже одна из тех работ, к которым приходят наши зрители. И мы им предложили другой портрет – будущей жены Серова Ольги Трубниковой («Летом. Портрет Ольги Фёдоровны Трубниковой», 1895 г. – ред.), объяснив, что если им нужен пленэрный портрет, то это вполне взаимозаменяемые вещи. Естественность, даже какая-то безыскусность портрета Трубниковой – ничуть не хуже. И они поняли, что в этом нет никакого лукавства.

– Спустя месяц после открытия лондонской выставки Третьяковская галерея впервые покажет у себя выставку английского портрета «От Елизаветы до Виктории». В чём её особенность?

– В Национальной портретной галерее на выставке представлено всего 25 портретов. Потому что у них небольшие выставочные площади, и зритель привык к тому, что они делают небольшие выставки – такие специально отобранные драгоценные кристаллы. Мы же посчитали, что 25 работ нам мало – мы всё-таки хотим познакомить нашего зрителя с Национальной портретной галереей, с её особенностями, составом. Мы предпочли взять период от XVI века до конца XIX – начала XX, чтобы показать 300-летний период развития английского портрета.

Сам проект этого музея для нас интересен, потому что попытки создать национальную портретную галерею в России в XIX веке предпринимались не раз. Была Романовская галерея Зимнего дворца, была Дашковская серия великих русских людей в монохромных копиях и оригиналах, которые находятся в Историческом музее в запасниках и практически никогда не показываются.

Были разные опыты – и опыт Павла Михайловича Третьякова, был, может быть, самым интересным, потому что его энтузиазм и качество этих портретов, его содружество с художниками и с моделями – это большая интересная история.

Был период, когда эти портреты висели на первом и втором этаже, собранные вместе. В начале 80-х годов XIX века экспозиция изменилась – Павел Михайлович периодически её менял – и портреты были развешаны по мастерам. Принцип иконографический был заменён интересом к творческой индивидуальности художника. Наш зритель приходит в галерею, чтобы встретиться лицом к лицу с замечательными деятелями русской культуры. В отличие от лондонской Национальной галереи, Третьяков принципиально не приобретал, не заказывал портреты императоров, крупных военачальников, чиновников. Он собирал определённый срез – то, что мы назвали бы русской интеллигенцией. В XIX веке их называли духовными вождями нации, духовными светочами русской земли, лицами, дорогими нации, – как сказал Репин. Это был выбор Третьякова, его принцип.

Очень интересно сравнивать наши и английский подходы. Одним из идеологов Национальной портретной галереи был известный шотландский философ, писатель, историк Томас Карлейль, который написал своё знаменитое произведение «Почитание героев и героическое в истории». Вообще, надо сказать, что произведения Карлейля были очень хорошо известны в России, они очень быстро переводились. И я думаю, что, конечно, Третьякову тоже было известно это сочинение. Это такая идея, что великие люди – двигатели истории, и человечество им многим обязано. А что касается портретов, то, как говорил Карлейль, хороший портрет исторического лица стоит дюжины биографий. Это та свечка, с помощью которой мы можем осветить лабиринты истории.

Выставка Национальной портретной галереи – первая выставка не только в Третьяковской галерее, но и вообще в России. Отдельные редкие портреты попадали на выставки в Эрмитаж или Кремль, но в таком количестве – 49 портретов – это случилось впервые. Какие-то портреты интересны своими авторами – это крупнейшие английские художники Гейнсборо, Рейнольдс, Сарджент, некоторые из прерафаэлитов. В каких-то случаях нам ничего не говорят имена художников, но нам интересны модели.

Вообще, подход англичан к своей Национальной портретной галерее отличается во многом от нашего российского подхода. Они с самого начала решили, что будут показывать общество различных веков, периодов английской истории. И каждый, кто внёс какой-то вклад, как-то прозвучал, оказал какое-то влияние на те или иные сферы жизни общества, имеет право быть представленным в Национальной портретной галерее. Когда я погружалась в жизнь этого музея – к счастью, была такая возможность, – у меня возникало чувство удивления и недоумения. Там на нас смотрят со стен не только их королевы и короли, военачальники и писатели, философы и великие мореплаватели, но и авантюристы различных мастей. И когда я их спрашивала, что тут делает Китти Фишер, они отвечали – а почему нет? Да, она была известной куртизанкой, но она была яркой женщиной, большой модницей, оказавшей влияние на моду того времени. Их это совершенно не смущает.

Национальная портретная галерея, Лондон

– Для Третьякова такой подход был невозможен?

– Нет, конечно, он был очень серьёзен. Портрет «Неизвестной» Крамского он не купил – сознательно уклонился от этой покупки. Англичане не молятся на своих великих людей. И те тексты, которые они нам предоставили для своего каталога, тоже нас удивляли. Потому что тот тон, в котором они написаны, значительно более непринуждённый. Получается так, что Национальная портретная галерея в Лондоне есть, а вот культа личности у них нет. И у них есть иммунитет против такого обожествления своих выдающихся исторических деятелей. И одновременно нет качания в ту или иную сторону – нет борьбы с памятниками. Никто их не свергает – как поставлены, так и стоят.

Такая их здравость была отмечена давно, ещё славянофилами. Хомяков писал, что его поразил Хрустальный дворец Пакстона, построенный для Всемирной выставки 1851 года в Гайдпарке, – не столько своей новой удивительной архитектурой, а тем, что при его возведении не срубили старые деревья. Ему было удивительно, что новое, рождающееся в английской культуре, не требует полного нивелирования старого. Там нет всех этих качаний, проблем отцов и детей – отрицания новым поколением достижений старого, от чего так страдало русское общество. Русским людям казалось, что в Англии есть некое противоядие от таких процессов.

Очень интересно было сравнивать каталоги двух выставок. В результате ты лучше понимаешь и своё искусство – его достоинства, отличия. Портрет в этом смысле удивительный жанр – философский. Он говорит о личности, о национальных особенностях подхода к индивидуальности. Так получилось, что английская школа в российских музейных собраниях представлена хуже всего. Значительно хуже, чем итальянская, немецкая, французская. У нас очень мало английского портрета и вообще английского искусства.