В Нью-Йорке закрылась книжная ярмарка – BookExpo 2012. В этом году Россия была почётным гостем этой ярмарки и представила на ней программу Read Russiа, направленную на продвижение современной литературы в англоязычном мире. О возможном будущем этой инициативы рассказывает Эндрю Нюренберг – один из самых влиятельных и опытных литературных агентов, представляющих отечественных авторов за рубежом.

– Те, кто пытается продвинуть иностранные книги в англоязычном мире, обычно сталкиваются с нежеланием принимать хоть что-нибудь чужое, написанное на другом языке. В этом смысле перспективы кампании Read Russia выглядят не особенно оптимистично.

– Поскольку существует великая традиция англоязычной литературы, в которой представлены все жанры, то да, действительно, существует отторжение «лишнего», даже некоторый, можно сказать, психологический барьер. При этом многие иноязычные авторы оказываются не просто нелишними, но даже очень важными для англоязычного мира. Я сейчас даже не говорю о великих русских классиках, имеется куда более свежий пример – недавний успех «Жизни и судьбы» Василия Гроссмана. Впервые эта книга была опубликована на Западе лет двадцать назад. И тогда она оказалась оценена только интеллектуалами – знаменитый английский писатель Мартин Эмис назвал её «Войной и миром» двадцатого века, но общественного внимания она не привлекла. А потом, когда эту книгу стало представлять моё агентство, мы, как говорится, «заново открыли» этого писателя для Запада. Особую роль в этом сыграла инсценировка радио «Би-би-си» – с очень знаменитыми артистами, кстати. В итоге «Жизнь и судьбу» обсуждали везде – в газетах и на телевидении. И вот книга стала бестселлером на «Амазоне», за три недели было продано 50 тысяч копий.

– Но про живого русского писателя вы всё-таки подобную историю рассказать не можете.

– Пока нет. Но я всегда говорю: чтобы ввести страну в литературную моду, нужен только один «выстреливший» автор. Как это было со Стигом Ларссоном, который ввёл моду на Скандинавию. А ведь сначала Ларссона не печатали ни в Англии, ни в Америке – хотя во многих европейских странах он с успехом продавался. И вот наконец нашёлся смелый издатель – и теперь продажи книг Ларссона на английском больше, чем на каком-нибудь другом языке, а издатели выпускают скандинавские романы пачками.

– А в России писателя с ларссоновским потенциалом вы не видите?

– Ну во всяком случае, я не смог его найти. Правда, другие агенты не смогли тоже. Так что дело не в отсутствии старания, а в каком-то несовпадении того, что нужно сегодня от литературы русским, и того, что – европейцам. Но я верю, что однажды какой-нибудь русский писатель «выстрелит».

– Но такой «прозвучавший» писатель – это всё-таки совсем другая история, чем программа российского Министерства печати, предполагающая гранты переводчикам и издателям на работу над русскими книгами. Вам такое насаждение современной русской литературы извне не кажется довольно искусственным?

– Гранты есть у всех – у всех европейских стран, за исключением Англии, потому что, ну да, мы слишком полны собой, имеются грантовые программы, поддерживающие переводы национальной литературы на английский. Хотя мне куда более важным кажется, чтобы издатель верил в книгу и знал, как её подать. Лучший пример такой подачи – недавно выпущенный издательством Penguin сборник Людмилы Петрушевской. Они не стали брать уже существующую книгу, а специально отобрали рассказы, придумали отличное название, заказали предисловие известному литературному критику и выпустили книгу под Хэллоуин – потому что эти рассказы страшные. В итоге книга стала бестселлером. Вот это и есть книгоиздание – а не просто перевести текст и надеяться, что все его оценят, как это чаще всего сегодня происходит. Так что если гранты подвигнут издателей на то, чтобы относиться к своей работе именно так, это будет прекрасно.

– Ваши литературные отношения с Россией начались очень давно. Что вы считаете своим самым большим успехом?

– Приходится признать, что с художественной литературой настоящего прорыва у меня не было. Во многом, думаю, потому, что после перестройки многие русские писатели занялись ниспровержением всяческих табу – поскольку это стало можно. Они стали писать, как тогда говорили, «на острые темы». В итоге тема для них стала важнее, чем литература. Но на Западе эти «темы» никого не волновали.
Если же говорить о нон-фикшн, то таким прорывом были, конечно, книги Бориса Ельцина – они продались миллионами копий. Но это не то что бы моя заслуга – Ельцин же был самым интересным, я даже сказал бы, волнующим политиком своего времени.

– А книга Владимира Путина – если бы он её написал – имела бы подобный успех?

– Это зависело бы от содержания книги – для западных людей Путин далеко не так притягателен, как Ельцин. Его книгу не стали бы покупать просто за имя. Но если бы он написал сейчас книгу о месте России в мире и о том, как Россия будет меняться, – такая книга, безусловно, пользовалась бы успехом.

Анна Наринская

Источник: «Коммерсант»