Тринадцать лет назад, 9 и 13 сентября, в Москве были взорваны два жилых дома: на улице Гурьянова, 19 и по Каширскому шоссе, 6, корпус 3. Легли спасть и не проснулись 228 человек. Останки 13-ти из них не найдены и не будут найдены никогда. Потом гремели взрывы в Волгодонске, Буйнакске, Ставропольском крае и Карачаево-Черкесии. Тогда робкие  доводы о международной террористической сети, хорошо спонсируемых сподвижниках уже сгинувших со света Хаттаба и Усамы бен Ладена в мире не восприняли всерьёз.

Потом наступило 11 сентября в Нью-Йорке – 911, ставшее нарицательным названием катастрофы и символом противостояния международному террору. А московский сентябрь, ставший пробным камнем для террористов, постепенно стирается в памяти, иногда путается с нагромождением других не менее кровавых событий. И виной тому – мы сами, наше отношение к живым и мёртвым. 

Сегодня выжившие в те страшные дни будут стоять перед тихими безымянными часовенками на улице Гурьянова и на Каширском шоссе. Рядом – школа с детворой, которая играючи обгоняет даже жизнь, и муравейник микрорайонов. Но эти люди будто замерли. Когда приближаются 9 и 13 сентября, столичные социальные работники  всеми правдами и неправдами стараются выпроводить из Москвы тех, кто остался в живых. Хитрость не удаётся – ни к морю, ни в лес, ни на экзотичные кулички их не выманить. Будто заворожённые, эти люди едут сюда. У всех давно свои квартиры, ордера на них кому-то из пострадавших выдали на второй день после взрыва, большинству в течении месяца-трёх, но живут они здесь. И никак не могут уехать.

– Не зачем, всё здесь осталось, – говорит Наталья Батовская.

Её два года умоляли выбраться в Сочи. Она всё-таки съездила, и впервые после взрыва родные и соседи увидели её виноватую улыбку. Теперь она упрашивает остальных, понимая их, как никто другой. «В нас поселился страх, – говорит она, – страх оставить свой дом». Батовская вытравляла его как могла. Когда взрывали остатки искорёженных коробок-блоков на Гурьянова, 19 и 17, оцеплен был весь микрорайон, но она, как многие из выживших, словно песок просочилась сквозь оцепление. Спасённые, они стояли и смотрели, как падают их дома. И не плакали. Камнем стояли. И живут теперь на два, а то и на три дома.      

А фамилию Алёши под угрозой суда мне запретили называть социальные работники Южного округа столицы. Мальчику было десять лет, и он своими глазами видел, как сдвинулись блоки стен и зажали его маму. Он видел, куда упали эти блоки в ошметках веселеньких обоев с Микки Маусом, купленных по его, Алёши, настоянию. Несколько дней он сбегал от деда, бабушки и дяди, который стал его опекуном, откапывать свою маму. Она бы, наверное, так и числилась среди тринадцати не установленных останков, если бы не фанатичная настойчивость сына. В истерике он рвался туда, где спасатели были дважды и никого не нашли. У одного из них, при виде невменяемого мальчугана, дрогнуло что-то, он спустился в пыль «карточного» домика и наткнулся на фрагмент женской руки.

Так Алёша нашёл свою маму. Среди части гурьяновских, они сами себя так называют, хотя теперь живут в разных частях Москвы, он считается счастливчиком. Мальчишке есть куда и к кому прийти. У супругов Черновых, живущих на той же улице Гурьянова, но в километре с лишним от рокового номера 19, и этой малости нет. Их сына Андрея и невестку Юлю спасатели так и не нашли. Им 9 и 13 сентября идти некуда. А Алёша оттаял. Живчик, как о приготовленных уроках, он рассказывает, что летом иногда мыл машины и на заработанные деньги купил маме её любимые синие ирисы. Сегодня он, уже взрослый парень, их понесёт к могиле, к часовенке и к их с мамой дому.

Однако то, что не потрогаешь руками и не вложишь рубль, общество, как выясняется, даже тринадцать лет спустя не готово дать пострадавшим от террористических актов в 1999-м. Речь идёт о памятнике, которого нет до сих пор. Что-то есть протестное в двух часовенках, на скорую руку построенных в память о невинно убиенных 9 и 13 сентября 1999 года. Они камерные, почти домашние и без казённого пафоса, но... На Каширском шоссе нужно долго вчитываться в убористую вязь шрифта, чтобы понять, ради кого воздвигнут памятный знак. А рядом – рукотворные и корявые дополнительные надписи, как на заборах, будто исправляют недомыслие авторов: «Квар. №126, Никитин Алексей, 26 лет, Конюхова Ольга, 28 лет, Никитина Елизавета, 1 год и 5 месяцев». И фотография молодой семьи. Чуть в стороне – ещё несколько самодельных надписей с указанием погибших и их квартир, но уже без фото. 

Люди исправляют, как выясняется, пустые обещания самых высоких государственных деятелей. Ведь когда произошла сентябрьская трагедия, жители улицы Гурьянова просили разбить парк на месте взорванных домов, а жители Каширского шоссе – установить на месте рухнувшего дома памятник жертвам теракта. Не сговариваясь, и те и другие подготовили списки всех погибших для их увековечивания на мемориальных плитах. Было получено благословение патриарха, разработан проект строительства храма в будущем парке на улице Гурьянова. Однако, когда схлынула первая волна горя, потом в разные концы столицы разъехались пострадавшие, прошёл слух о том, что вместо парка на Гурьянова вырастут новые жилые башни-многоэтажки. Сегодня башни давно заселены состоятельными людьми, внёсшими в городскую казну «быстрые» деньги за новенькие квартиры. И разговоры о мемориале стихли.

Но надежда, уже не на памятник, а на исцеляющую горе память, остаётся. Имена невинно убиенных, может быть, будут выгравированы на стенах московского храма «Всех скорбящих Радость». И тогда, возможно, мы сами не забудем о взорванном сентябре 99-го года.

Владимир Емельяненко