Заседание международного медиаклуба «Импрессум» прошло в Таллине с участием учителей и родителей, журналистов, правозащитников. Общественный педсовет стал дискуссионной площадкой на тему: как сохранить русскоязычное преподавание в Эстонии, где русский язык всё больше отодвигается на задворки школьной программы, а ходатайства о сохранении русского в школах грозят проблемами с полицией безопасности. И это в стране, где около четверти населения — русскоязычные. Были и гости из Москвы: известные российские журналисты Пётр Положевец, главный редактор «Учительской газеты»; Галина Сапожникова, обозреватель «Комсомольской правды»; Ядвига Юферова, журналист «Российской газеты» и организатор Международного Пушкинского конкурса для педагогов-русистов.

Пётр Положевец: Мои эстонские коллеги говорят о давлении на русские школы, о тенденции закрыть или сократить их. Об обязательном 60-процентном преподавании предметов на эстонском языке. Но мировая практика показывает другое. У вашего соседа, в Хельсинки, замечательная русско-финская гимназия, где практически все предметы преподаются на русском, хотя русских там проживает менее процента. А 5-процентные шведы имеют право на свой государственный язык в Финляндии. Опыт существования школ на трёх языках есть в маленькой Андорре (хотя там всего 72 тысячи населения), достойная система полиязычия в Бельгии и в Швейцарии.

— В центре Европы в эпоху глобализации и мультикультуризма, открытых границ и миграции вряд ли может выжить моногосударство, оно впитывает в себя другие культуры. Тем более если речь о великой культуре соседа, с которой духом и речью связан каждый третий житель Эстонии. Каждое государство вправе вести речь об интеграции, но тотальная практика ассимиляции часто вызывает протест.

Пётр Положевец: Совершенно согласен. Возрождается интерес к русскому языку в странах Восточной Европы. Ещё больше — в странах Юго-Восточной Азии. Прагматичные причины. Молодые люди хотят вести бизнес и сделать карьеру. А что, в Эстонии нет прагматиков? Зачем терять великий опыт преподавания русского?

Яна Тоом, депутат парламента Эстонии (Рийгикогу): Лично моя история очень простая. У меня пятеро детей. Четверо из них учились в русской школе. Как родитель, я знала, что там происходит: в тот момент стала вице-мэром Таллина по вопросам образования, культуры, интеграционной политики. И первый вопрос, который задала директорам русских школ: как у нас дела с переходом на 60-процентное обучение предметов на эстонском? Мне сказали: всё прекрасно. Все понимали, что существует политическая воля, принято решение, надо выполнять. Но каждый, видимо, надеялся как-то это пересидеть. Мы эту лодку раскачали, стали подавать ходатайства о сохранении русского языка в гимназиях… Может быть, не все знают, ходатайство попечительского совета школы должно поддержать местное собрание и утвердить правительство.

В результате и у меня, и у нынешнего вице-мэра — неприятности с полицией безопасности. Русским школам от этого лучше не стало, потому что всем отказали одновременно и стали их давить. У нас было 11 школ, которые подали ходатайство, теперь осталось 4, которые настаивают на этом праве.

— В приватной беседе один из директоров заметил: кошелёк в руках у министерства образования. Поэтому многие отказываются от участия в борьбе за русскую школу.

Яна Тоом: Да, это так. Можно сколько угодно сетовать, что мы плохо стоим за свои права. Я знаю по опыту, когда мы думаем, а не вывести ли нам людей на улицу, но в итоге выходят старушки с плакатиком: «Хочу учиться на русском языке». Это очень мило, что старушки хотят учиться. Дети, как мы знаем, учиться обычно не хотят — ни на русском, ни на китайском, ни на каком другом. Потому что это дети, и они ленивы. А учителя в полной зависимости от министерства образования. А дорогие родители ведут себя так: какое безобразие, сейчас мы напишем письмо протеста. Пишут его часа полтора, потом боятся его подписать, потом расходятся. Одним словом, помогите, только мы не скажем, как нас зовут.

— А сколько сегодня остаётся русских школ?

Яна Тоом: В данный момент в Таллине 22 русские гимназии, на эстонский язык обучения по закону перешли уже все. Но кто-то перешёл хорошо, а где-то преподают замечательные предметы на эстонском языке — основы движения на открытом воздухе, основы кулинарии и т. д. То есть они набирают необходимые часы, при этом дети по-эстонски говорят плохо. Вопрос не в том, что мы не хотим его учить. Вопрос в том, как это делается. Нет педагогических кадров, нет учебников. Которые есть — не адаптированы, нет терминологии.

Мярт Сультс, директор Таллинской художественной гимназии: Вы говорили о финском опыте, но в 90-е годы они перенимали наш эстонский опыт, всё законодательство, только выкинули историю и обществоведение. Наши же выкинули устоявшуюся модель образования к чертовой матери, сказали, что это вообще лишнее, это социалистическое.

Русские школы говорят, что я сволочь, уничтожаю русские школы, потому что я набираю русских детей, а детей и так мало. Эстонские школы говорят, что я вообще сволочь, я очернил эстонскую школу. Мои — и русские дети, и эстонские дети. У нас вообще не важно, под какой национальностью ты ходишь. У нас драки нет. Драка в политике и в комплексах политиков. Они делят рынок. Для них образование — бизнес. А страх остаться без работы остаётся учителю. Эстонский преподаватель на улицу не выйдет, русские преподаватели тем более не выйдут. Сейчас объявили, что повысилась заработная плата до 715 евро, но доплату за классное руководство снимают, дополнительную работу снимают, и это всё ложится на 715 евро.

Я работу министерства образования называл уже 10-12 лет геноцидом своего народа. Методически уничтожается интеллигенция, как русская, так и эстонская. Как будто кто-то заказывает эту работу. Вот мы встречались, латыши моего возраста, литовцы и я. Все говорят отменно на русском языке. Но мы три часа мучились на английском языке.

Сергей Гаранжа, директор Таллинского Линнамяэского русского лицея: Почему так поступают с образованием? Потому что в образовании задействована самая беззащитная категория. Мужики не идут в школы на 715 евро. Да, конечно, мы можем говорить: министр один плохой, второй… Но попечители, за небольшим исключением, молчат, родители молчат, ну и над нами строят всевозможные эксперименты по переходу, по переводу, по погружению, по всплытию и т. д. Мы должны сами что-то делать.

У меня самая большая школа в республике: если у других 500-600 учеников, у меня опять 1100. Я в этом году смог открыть 10 первых классов. У нас, как я говорю, своя колея, мы не в брод, не в обход, а идём своей колеёй 25 лет, и это приносит результаты. Мои ребята, начиная с 10-го класса, в классах экономики посещают предприятия, заключаем договора, и они едут стипендиатами обучаться, в том числе в Россию, чтобы потом вернуться сюда, в Эстонию. Где родился, там и пригодился. А не туда, куда большинство едет и потом не возвращается. И вот здесь мы как раз переходим из политики языка в методику языка. Дайте нам, профессионалам, каждой школе выбрать путь для того, чтобы выпускники были успешными.

Мало часов русского языка? Плохо, что мало. Но давайте тогда искать. Для этого 8-е классы у меня обязательно едут в Михайловское. Осенью вывозим наши 10-е классы в Царскосельский лицей, в Эрмитаж. Если мы говорим, что у нас очень хороший музей «Александр Сергеевич Пушкин. Век 20-й», то нельзя его учить по книгам тогда, когда через границу великолепные условия, и нас там принимают как дорогих гостей.

— Говорят, что когда вы приезжаете в Санкт-Петербург, просите детей говорить, что они из Псковской области.

Сергей Гаранжа: Да. Потому что у нас будут за музей брать кратно больше. Это детали, но они как-то затрагивают очень. И ты тогда понимаешь, что ты и там не нужен, и здесь о тебе тоже не особо хотят заботиться. У Пушкина есть такое слово — стояние. Надо — стоять, выстоять, противостоять. Мы выстоим, и всё будет в порядке. Я уверен в этом. По крайней мере, наш лицей.

Мстислав Русаков, председатель правления НКО «Русская школа Эстонии»: В Эстонии одна из самых популярных и самых страшных фраз: «От меня ничего не зависит, я маленький человек». Увы, поэтому большинство русских в Таллине не ходят голосовать и отдают свои права другим. Но ведь есть и другой у нас опыт — Муствеэской русской гимназии. Там проблема была в том, что в этом маленьком городке, где русские живут со времён Петра I, где 1,5 тысячи населения и две гимназии: одна — русская, а другая — эстонская. В русскую гимназию подали заявления 10 человек, в эстонскую — 1 русский, который решил, что хочет учиться на эстонском языке. Отгадайте, какую гимназию захотели закрыть, а какую оставить, и какую гимназию присоединить к какой. То есть, несмотря на арифметику, закрыть решили русскую гимназию и этих 10 детей передать в эстонскую гимназию. Было принято решение городского собрания этого города, что так и должно быть.

К счастью, в этой гимназии оказался очень активный председатель попечительского совета Любовь Смирнова, она обратилась к нам, мы туда приехали с Алисой Блинцовой из НКО «Русская школа Эстонии», собрали всех людей, собрали депутатов, родителей, мэра Муствеэ Макса Каура. Мы очень долго спорили, но договорились до того, что городское собрание это решение отменит. Прошло пару месяцев, они действительно это решение отменили, русская гимназия в этом городе сохранилась.

Ещё пример, что от нас многое зависит. Готовится новое эстонско-российское межгосударственное соглашение, которое могло бы значительно осложнить некоторые вопросы поддержки русской школы в Эстонии. Самое главное — не только взаимное признание дипломов, не просто обмен студентами, а то, что русские в Эстонии имеют право учиться на русском языке.

Нелли Кузнецова, журналист: Недавно у нас появилась памятная доска в честь первого президента России Ельцина, к которому у многих тут нелюбимое отношение. Потому что в 91-м году, когда заключался договор между Эстонией и Россией, русское население сдали без всяких условий. Там пункта об образовании вообще не было. А Польша, между прочим, успела заключить договор с Литвой о том, чтобы там образование сохранялось на польском языке, хотя поляков там не так много. Есть союз польских школ, есть польская партия, которая имеет определённые преференции на официальном уровне. Работают польские школы. Вот недавно там тоже было давление насчёт того, чтобы в польских школах вводился литовский язык. Но Польша ведь вмешалась в этот скандал, у неё было основание, у неё был договор.

Пётр Положевец: Мне кажется, что уповать на роль государства, что Россия поможет в Эстонии сохранить русские школы, наивно. Потому что Эстония — суверенное независимое государство… Но мы можем поддерживать школы не на уровне государства, а на уровне профессионального сообщества, на уровне гражданского общества, на уровне конкретных контактов. Это правильно, и это мировой тренд. Поэтому я думаю, что чем активнее вы будете здесь работать в этом направлении, тем больше будет и отклика со стороны российской педагогической общественности, которая достаточно сильна.

Накануне этого общественного педсовета пришло немало вопросов. Так, Александр из Пярну спрашивает: «Почему в Эстонии вопросами русского школьного образования занимаются не педагоги и методисты, а политики, прокуроры и сотрудники полиции безопасности? Достаточно вспомнить историю с Олегом Бесединым и Алисой Блинцовой, которых чуть под уголовку не подвели. С чем это связано? Пусть мне реформисты скажут честно: они затеяли школьную реформу или спецоперацию по ликвидации русского школьного образования?»

Алиса Блинцова: Я мама, у меня двое детей, учатся в школе, являюсь членом попечительского совета. Как вы знаете, против нас было возбуждено уголовное дело за то, что мы написали ходатайство дать школе право учиться на русском языке. Наша гимназия — одна из старейших школ города Таллина. Эту школу закончил Алексий II, она оставалась русской даже во время немецкой оккупации, школа с очень большими традициями. И мы хотим, чтобы наша школа и теперь оставалась русской.

Олег Беседин, телережиссёр и продюсер, председатель попечительского совета Таллинской Кесклиннаской русской гимназии: Следователь просила, чтобы я признался, это не моя подпись под ходатайством. Следующий раз она обвинила нас, что мы вдвоём с Алисой решили, чтобы школа осталась русской. На самом деле голосовала вся школа, и только один человек воздержался.

Следователь говорила: подпишите, что вы виновны, тогда вы обойдётесь штрафом, это будет вам небольно — 500 евро. А если не согласитесь, будет четыре года тюрьмы. Мы проходили по двум статьям: подделка подписи и использование поддельной подписи в государственном учреждении. Дело продолжалось больше полугода. Сейчас можно сказать, что всё завершилось благополучно, дело было закрыто по причине абсурда… Многие люди поддержали нас финансово. НКО «Русская школа» собрали деньги для адвокатов. Всем большое спасибо. Мы вернули судебные издержки, и кто хочет, может обратно запросить свою сумму.

Галина Нооркыйв, преподаватель русского языка в эстонской школе: У меня чисто учительский вопрос. Вы называли фантастические суммы, что в Москве учителя получают до 80 тысяч рублей. Это почти две тысячи евро. За такие деньги и у нас мужчины пошли бы в школу. У нас сейчас 22-24 часа надо вести, чтобы минимум 715 евро получить. А сколько у вас?

Пётр Положевец: 18 часов ставка. Но и вам вопрос. Сколько часов отводится русскому языку?

Галина Нооркыйв: Практически школа может выбирать, с какого класса преподавать русский и сколько часов. Но не больше четырёх в неделю. В нашей школе, как и в большинстве школ Эстонии, преподают русский с шестого класса, три часа в неделю. А в гимназии только два часа. В большинстве школ русский язык по выбору, как второй иностранный. Но я хочу с радостью сказать: у нас, например, 40 человек выбрали русский и только 7 — немецкий. И то это ребята из русских семей, которые считают, что они русский знают. На самом деле не знают, одна девочка на русском написала то самое знаменитое слово «ещё» с четырьмя ошибками — «исчо».

Любовь Козырькова, учитель Таллинской Махтраской русской гимназии: У нас учебники для русских школ в основном переводятся эстонцами. А проблема такая, что порядок слов в эстонском языке совсем другой. Может ли межгосударственное соглашение предусматривать качество учебников для русских школ?

Валентина Юргенс, бабушка третьеклассника: Внук читает учебник русского, подготовленный эстонскими методистами, и говорит: «Бабушка, мне непонятно». Читаю и сама не понимаю. Русскими буквами какие-то чужие слова: в Африке говорят на африканском языке. И целый столбик африканских слов. И второй столбик, причём вразнобой. Значит, деткам надо подумать, как их скомпоновать. При чём тут русский язык и африканский? Я за этим увидела унижение.

Галина Сапожникова: Это величайшая глупость, а не унижение.

Вы определили ещё одну болевую точку: кто учит русскому языку авторов учебников для учителей русского языка в ближнем и дальнем зарубежье? Чем тут может помочь Россия? Этот вопрос мы зададим и высоким чиновникам, и ведущим лингвистам России. Возможно, придумаем ещё один проект по поддержке авторов учебников на русском языке.

Людмила Семина: Замечательно, что вы поддерживаете учителей русского языка. Но я скажу, что русский язык сохраняется не только на уроках русского. Я — учитель музыки. И музыку в первую очередь переводят на эстонский язык. Это тот предмет, который первым на амбразуру был брошен. И сейчас даже в русских школах директора говорят: «А какой предмет? Музыку». Музыку на эстонский. Насколько могу, я ещё борюсь. <…>

Послесловие. Обмен взглядами

«В прекрасном городе Таллине провинциально и скучно. Тонкий слой творческой интеллигенции выдавливается, как паста из тюбика. Кто может, тот уехал, не важно, эстонец ты или русский. В Австралии появились даже целые эстонские посёлки. Вот и моя дочь уезжает на этой неделе от нас навсегда. Она получила там вид на жительство».

«Знаете, в чём драматизм современной Эстонии? Представьте, что в магазине опять продают только одни цветы — красные гвоздики. Мультикультурализм воспринимают как угрозу национальной безопасности. Нам бы русскоязычных удерживать двумя руками, интеллектуалов возвращать, творцов приглашать. Быть вместе в европейской семье. Нет. Хуторская логика».

Мои собеседники не таят своих имён… Кому надо в Таллине, тот всегда знает, как кого зовут.

Пётр Положевец вспоминает памятник в Северной Ирландии: два подростка через ров тянут руки друг другу и не могут дотянуться. Рвы, траншеи, пропасти глубоко сидят в нашем сознании. Зло злом не лечится. Толерантность через «око за око» не прививается.

Знакомая журналистка рассказывала о том, как она читала беседу эстонского журналиста с финнами, у которых тот долго допытывался: защитит ли Финляндия Эстонию, когда на неё нападёт Россия. Уже был такой министр обороны у одной великой державы, который с криком «русские идут» выбросился в окно… Самое лучшее, что мы можем делать, — разговаривать, уважая право другого.
От дружбы ещё никто не умер. От ненависти гибли целые цивилизации

Игорь Калакаускас, учитель Таллинской Тынисмяэской реальной школы, лауреат Международного Пушкинского конкурса: Будем реалистами. Часов мало. Учителю могут помочь виртуальные программы. Здорово было бы сделать нарезку из популярных ток-шоу или знаменитых советских фильмов, где ученики могли бы заметить ошибки, которые допускают в своей речи герои (помните этот момент в «Доживём до понедельника»: «А они ложат и ложат!..») и записать всё это на диск. Такие «интерактивные проверочные работы». То есть нужен практический методический материал. Кстати, наверняка видеоуроки Марины Королёвой где-то сохранились.

Как мы «забыли» Эстонию

Когда из зала раздался жёсткий вопрос: почему Россия не помогает русским школам в Эстонии, за государство ответить мы не торопились. Просто в конце горячей дискуссии Игорь Тетерин вручил сертификаты. 50 местных гимназий и лицеев в ходе благотворительной акции «Богатства культуры — школам Эстонии» клуба «Импрессум» получат книжные комплекты: коллекции из 100 альбомов «Великие художники», 40 томов собрания «Великие поэты», а ещё 26 томов библиотечки «Великие композиторы» и 30 томов коллекции «Великие музеи мира».

<…>

Ядвига Юферова

Источник: «Российская газета»