От редакции. Договор о ненападении между Германией и СССР, давно получивший в историческом обиходе название пакта Молотова – Риббентропа, стал, пожалуй, одним из наиболее обсуждаемых дипломатических документов XX века. Более того, его обсуждение до сих пор не ограничено исключительно спорами в историческом сообществе. Оценки этого документа и сейчас влияют на отношения России со многими сопредельными государствами и – прямо или косвенно – на отношения россиян и жителей этих стран. Поэтому 70-летие заключения пакта, действительно, очень важная дата. Во многом оценки этого события позволяют понять историю отношений нашей страны с её соседями в XX веке. Именно поэтому мы предполагаем разместить на сайте серию материалов, посвящённых 70-летию заключения пакта, которая открывается обширной статьей  специалиста по истории межвоенной дипломатии, кандидата исторических наук Александра Наумова.

1 сентября 2009 года мир будет вспоминать о 70-летней годовщине начала Второй мировой войны. Советский Союз стал одним из главных участников этой войны не в 1939-м, а лишь после нападения гитлеровской Германии. Тем не менее до сих пор не прекращаются разговоры об «ответственности» Москвы за развязывание мирового конфликта. Речь, в первую очередь, идёт о пакте Молотова – Риббентропа от 23 августа 1939 года.

Действительно, сегодня всё чаще можно слышать высказывания о том, что германо-советский пакт стал едва ли не главной причиной начала Второй мировой. И хотя подобная интерпретация событий уходит корнями в начало холодной войны, в конце 1980 – начале 1990-х годов с опубликованием в СССР т. н. секретных протоколов к пакту Молотова – Риббентропа эта концепция получила новую жизнь и существует до сих пор.

Ещё в 1991 году в своей знаменитой работе «Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии, 1938–1939» авторитетный немецкий исследователь И. Фляйшхауэр уже первым предложением дала старт дискуссии: «Заключённый… пакт Гитлера – Сталина… стал вехой на пути германского вторжения в Польшу, а следовательно, и развязывания Второй мировой войны» [I]. Вслед за этим другие иностранные и отечественные авторы наперебой начали утверждать, что именно Сталин, заключив преступный союз с Гитлером, предопределил начало Второй мировой *.

Так ли это на самом деле? Не вызывает сомнения тот факт, что германо-советское соглашение сыграло важную роль в ходе дипломатической борьбы накануне Второй мировой. Но было ли оно определяющим для начала самой этой войны? Было ли заключение пакта о ненападении вызвано решением двух диктаторов – Гитлера и Сталина – развязать войну, или же пакт стал логичным и неизбежным завершением той игры, которую вели Великобритания, Франция, Германия и другие великие (и не очень) державы во второй половине 1930-х годов?

Как нам представляется, найти объективный и непредвзятый ответ на этот вопрос возможно, только рассматривая драматические события конца 30-х годов XX века как совокупность элементов некой системы, а именно Версальской системы международных отношений, созданной в 1919 году по окончании Первой мировой войны.

Как известно, в начале 1930-х некогда относительно стабильный механизм межгосударственных отношений начал давать сбои: всемирный экономический кризис, приход нацистов к власти в Германии, политический террор, нарастание трений между государствами – вот неутешительная палитра международной жизни того времени. Однако только начиная с 1936 года в истории Версальской системы начался по-настоящему драматический период.

Ровно за три года – с марта 1936 года по март 1939 года – кризис «пожрал» межвоенный порядок, дав старт процессу развала системы, который последовал в сентябре 1939-го. Первой вехой кризиса стали события 7 марта 1936 года, когда окрепший режим Гитлера оккупировал демилитаризованную Рейнскую зону, созданную в 1919 году на франко-германской границе для предотвращения немецкого реванша.

Это нарушение осталось абсолютно безнаказанным. Франция – главный гарант европейского баланса сил и основной пострадавший от агрессивных действий Рейха – не решилась на ответные действия, проявила слабость, хотя могла без особых проблем поставить Германию на место: общая численность вошедших в Рейнскую демилитаризованную зону германских войск не превышала двадцати тысяч, а постоянная французская армия насчитывала без всякой мобилизации полмиллиона.

В системе баланса сил межвоенного порядка наметился сдвиг в пользу Германии, а влияние Франции в Европе снизилось. По сути, Париж попал в зависимость от Великобритании, которая стремилась модернизировать Версальскую систему и не настаивала на сохранении статус-кво в континентальной Европе.

Следующим катализатором для развития кризиса Версальской системы стала начавшаяся 17 июля 1936 года и мгновенно интернационализировавшаяся гражданская война в Испании. Буквально с первых месяцев войны Италия и Германия с одной стороны и Советский Союз – с другой начали оказывать действенную помощь воюющим сторонам в испанском конфликте. Однако Великобритания и Франция, которые, следуя международным обязательствам, должны были поддержать законное республиканское испанское правительство, в качестве политической линии избрали невмешательство в испанские дела, надеясь таким образом локализовать конфликт, нанеся тем самым непоправимый удар по обороноспособности Испанской республики и косвенно содействуя итоговой победе профашистски настроенного генерала Франко.

Как и рейнский кризис, гражданская война сыграла очень важную роль в приближении европейского коллапса. Именно в результате испанского конфликта был образован союз нацисткой Германии и фашисткой Италии – «ось» Берлин – Рим. Более того, отвлекавшая внимание мирового сообщества испанская война в значительной степени помогла Третьему рейху осуществить грандиозное перевооружение и подготовиться к захвату Центральной Европы. Позиции Франции в Европе ещё более ослабли. По сути, ещё недавно ведущая европейская держава превратилась в младшего партнёра Великобритании. Лига Наций, международная организация, призванная отвечать за поддержание мира, полностью себя дискредитировала. Наконец, губительные разногласия между СССР с одной стороны и Англией и Францией с другой, проявившиеся в ходе испанского конфликта, поставили крест на планах создания системы коллективной безопасности в Европе, способной остановить агрессоров. Всё это побудило европейские государства действовать в одиночку перед лицом надвигавшейся военной опасности.

Пока шла гражданская война в Испании, основные события международной жизни переместились в самый центр Европы. В начале 1938 года Гитлер почувствовал себя достаточно сильным, чтобы пересечь национальные границы, установленные после Первой мировой войны. В марте 1938 года состоялся аншлюс (присоединение к Германии) Австрии. С одной стороны, аншлюс окончательно закрепил переход англо-французской политики на рельсы умиротворения агрессора, стратегии, которая объективно вела к разрушению Версальской системы и началу войны. С другой – австрийские события устранили последние серьёзные противоречия между фашистской Италией и нацистской Германией, укрепив их в мысли о целесообразности добиваться своих целей посредством грубой силы.

После австрийского кризиса Англия и Франция – гаранты существовавшего европейского порядка – оказались в состоянии стратегического паралича: у Лондона не осталось альтернативы продолжению курса на умиротворение Германии, а у Парижа остался лишь один путь – следовать в фарватере Великобритании. К апрелю 1938 года инициатива в международной политике была утеряна западными демократиями и безвозвратно перешла в руки фашистских держав. Попытка модернизации Версальской системы на основе ограниченных уступок Германии и Италии, к чему начиная с 1936 года стремились Великобритания и Франция, провалилась.

Кульминацией европейского кризиса стала печально знаменитая Мюнхенская конференция 29–30 сентября 1938 года, вошедшая во многие учебники истории под названием «Мюнхенский сговор», что как нельзя лучше отражает суть этого наспех организованного саммита четырёх стран – Германии, Италии, Великобритании и Франции. Используя политику шантажа, угроз и запугивания, Гитлеру удалось бескровно оторвать стратегически важный кусок от Чехословакии – крупного и сильного демократического государства в центре Европы. Не желая рисковать миром, Лондон и Париж бросили на произвол судьбы своего союзника, причём в унизительной для Праги форме: непосредственная жертва сговора по настоянию Гитлера от участия в конференции устранялась, а чехословацкие представители несколько часов ожидали в приёмной, пока лидеры четырёх стран вынесут окончательный приговор их стране. СССР – союзник и Франции, и Чехословакии по заключённому в 1935 году договору о взаимопомощи – в Мюнхен вообще приглашён не был.

30 сентября и 6 декабря 1938 года Германия подписала с Англией и Францией соответственно декларации о ненападении. Казалось, после урегулирования всех (или почти всех) «несправедливостей» Европу ждёт долгий период мирного процветания. В реальности же в результате заключения Мюнхенского соглашения европейский баланс сил изменился кардинальным образом и резко приблизил начало Второй мировой войны. Захватив Австрию, а затем часть Чехословакии, Германия самым серьёзным образом укрепила свои позиции, превратившись в гегемона Центральной Европы. После Мюнхена каждая страна предпочитала защищать суверенитет и безопасность, исходя исключительно из собственных сил и возможностей, не рассчитывая более на поддержку других стран и существование каких-либо договоров.

Потенциальный союзник Запада в борьбе с гитлеровской агрессией – Советский Союз – был полностью исключён из европейской политики. В условиях, когда основа советской внешнеполитической концепции – политика коллективной безопасности – была похоронена Великобританией и Францией, советское руководство ещё более укрепилось в мысли о целесообразности поиска альтернативных путей обеспечения собственной безопасности.

Соучастниками раздела Чехословакии стали малые европейские страны с большими амбициями – Венгрия и Польша. Польское руководство, для которого результаты Мюнхена таили наибольшую угрозу, таким образом апробировало политическую линию, «с успехом» применённую в ходе августовского кризиса 1939 года – политику торпедирования единого антигерманского фронта.

Мюнхенский сговор не случайно называют пиком политики умиротворения. В ходе чехословацкого кризиса Великобритания и Франция предпочли уступить Центральную Европу Германии ради иллюзорного шанса на сохранение мира на континенте, надеясь при этом направить германскую агрессию на Восток – против СССР. В результате геостратегические позиции самих западных демократий (особенно Франции) резко ухудшились, а Германия получила наилучшие возможности для дальнейшей экспансии, в том числе и для агрессии против Великобритании и Франции, что и было осуществлено Гитлером уже в 1940 году.

8 марта 1939 года Гитлер выступил на совещании представителей военных, экономических и партийных кругов Германии, где заявил, что не позднее 15 марта оставшаяся часть Чехословакии должна быть оккупирована вермахтом. «Затем, – отметил фюрер, – последует Польша… В 1940 и 1941 годах Германия раз и навсегда сведёт счёты с извечным врагом – Францией… Когда Франция будет побеждена, Германия с лёгкостью установит господство над Англией… Используя британские и французские владения в Америке в качестве базы, мы сведём счёты с "еврейскими королями доллара"в Соединённых Штатах» [II].

Уже через неделю германский рейхсканцлер начал претворять свою воинственную внешнеполитическую программу (в которой, кстати, не было ни слова о СССР) в жизнь. 15 марта 1939 года войска вермахта вошли в Прагу, тем самым Гитлер вероломно нарушил им же подписанные в Мюнхене договорённости.

3 апреля 1939 года германским генштабом был окончательно разработан план «Вайс» – план нападения на Польшу [III]. Спустя полтора месяца, 23 мая 1939 года, Гитлер на секретном совещании с высшими военными чинами Рейха заявил, что напасть на Польшу необходимо «при первой подходящей возможности» [IV]. В Европе явно запахло войной. В этих условиях, вопрос, чью же сторону займёт Советский Союз, ещё недавно исключённый из европейской политики, внезапно приобрёл чрезвычайную актуальность.

Понимая тяжесть положения, в котором они оказались, западные державы – Англия и Франция – начали переговоры с СССР в марте 1939 года, то есть сразу после оккупации Чехословакии войсками вермахта. 21 марта посол Великобритании в СССР вручил советскому наркому иностранных дел «Проект декларации Великобритании, СССР, Франции и Польши», которая должна была положить начало созданию широкой антигерманской коалиции, способной остановить дальнейшую агрессию нацистов. Уже на следующий день СССР выразил согласие присоединиться к такому союзу, однако из-за враждебной, непримиримой антисоветской позиции польского правительства британский проект четырёхсторонней декларации так и не был реализован.

17 апреля 1939 года Москва выдвинула новый проект, предусматривавший заключение англо-франко-советского соглашения о взаимопомощи в случае агрессии в Европе против одной из стран, которое также подразумевало гарантии Польши от агрессии со стороны Германии. Началось обсуждение различных проектов, где ключевым стал вопрос о проходе войск СССР, не имевшего общей границы с Германией, к театру боевых действий. А то, что этим театром станет Польша, уже мало у кого вызывало сомнения. Однако, несмотря на объективную необходимость, подчёркнутую многими политическими и общественными деятелями западных стран, официальные Лондон и Париж не торопились начинать военные консультации с СССР. Только 12 августа в Москве начались реальные переговоры военных миссий Великобритании, Франции и СССР с целью подписания военной конвенции, т. е. условий, по которым стороны окажут друг другу помощь в борьбе с нацистской агрессией.

Характерно, Англия и Франция официально ответили согласием начать военные переговоры ещё 25 июля, однако их военная миссия оказалась в Москве только 11 августа. Подобная медлительность в условиях постоянно и с калейдоскопической быстротой менявшейся геополитической реальности объясняется тем, что британские и французские военные деятели добирались до Москвы… тихоходным грузовым кораблём!

Об истинных намерениях западных стран заключить военный союз против Гитлера  красноречиво свидетельствовал и состав их делегаций. Если во главе советской миссии стоял нарком обороны страны К. Е. Ворошилов, то делегации западных «союзников» возглавляли фигуры второстепенные. Так, главой английской миссии являлся комендант Портсмута, по сути, уже отошедший от дел адмирал Дракс, а французскую делегацию возглавлял преподаватель лётного искусства генерал Думенк. И это при том, что в сентябре 1938 года премьер-министр Британской империи, никогда прежде не пользовавшийся самолётом, трижды в течение одного месяца лично летал в Германию для переговоров с Гитлером, а начальник английского генштаба генерал Айронсайд с июля находился в соседней Польше. Как бы то ни было, успех переговоров вновь зависел от позиции Польши, которая даже в условиях резкого ухудшения польско-германских отношений и чрезвычайного нарастания угрозы нацистского вторжения, отказывалась идти на уступки.

Кстати, говоря об англо-франко-советских переговорах лета 1939 года, историки часто забывают упомянуть один интересный факт. В начале июля французский посол в Москве предложил правительству СССР урегулировать спорные моменты в отношении стран Прибалтики с помощью... секретного протокола. В ответ советский нарком иностранных дел В. М. Молотов выразил недоумение секретным характером будущего договора, который противоречил ленинским принципам ведения внешней политики, и совершенно недвусмысленно назвал «принятие секретного списка уступкой со стороны советского правительства» [V]. В итоге этот план так и остался на бумаге, однако идея секретного пакта, исходившая с Запада, закрепилась в умах кремлёвских руководителей.

Одновременно, следуя логике сложнейшей внешнеполитической игры, и советское руководство, и англо-французские государственные деятели вели активные переговоры с нацистской Германией. Особенно активно действовало британское правительство;  параллельно с московскими переговорами Лондон проводил не менее, а даже более энергичный курс на дальнейшее сближение с гитлеровской Германией, – курс, которым Великобритания шла начиная с 1935 года.

В июле – августе 1939 года англо-германские контакты вошли в новую стадию – начались активные секретные переговоры между гитлеровскими эмиссарами и влиятельными британскими политиками. Ближайшие соратники английского премьер-министра разработали и предложили немцам целую программу нового этапа умиротворения Германии, включавшую и военные, и экономические, и колониальные уступки. По сути, Лондон предлагал раздел Европы на сферы влияния: германскую на востоке и англо-саксонскую на западе. В начале августа вблизи датской границы прошла встреча ближайшего сподвижника Гитлера Г. Геринга и группы британских эмиссаров во главе с видным членом консервативной партии Ч. Спенсером. Наконец, на 23 августа был назначен прилёт Геринга в Великобританию для встречи с Чемберленом и «урегулирования разногласий» на англо-германских переговорах [VI].

Однако на самом деле подобная тайная дипломатия нацистов была лишь дезинформационной уловкой. Вместо полёта Геринга в Лондон в тот же день состоялся полёт министра иностранных дел Третьего рейха И. фон Риббентропа в Москву. Как справедливо заметил известный отечественный историк Л. Безыменский, «мюнхенские настроения» и спекуляции на них были для Гитлера лишь умелым маневром, в котором он шантажировал и Англию, и Польшу, и Советский Союз. Для Сталина же подобные англо-германские секретные переговоры стали лишь желанным оправданием для большой игры, которую он затеял в настоящем «втором Мюнхене» – в попытке обыграть Гитлера с целью выигрыша жизненно важного для СССР времени на реконструкцию Красной армии и воссоздания её былой мощи [VII].

Некоторое потепление между Москвой и Берлином началось ещё весной 1939 года, причём по инициативе германской стороны. Получив же в середине августа информацию о возможности успешного завершения московских переговоров, Риббентроп немедленно поручил германскому послу в Москве заверить его советского коллегу Молотова в готовности Германии «восстановить германо-советскую дружбу» и «совместно решить территориальные вопросы, связанные с Восточной Европой». С этого момента и начались советско-германские переговоры, завершившиеся подписанием пакта о ненападении.

Стремясь во что бы то ни стало добиться соглашения с Москвой, 20 августа Гитлер направил личное послание Сталину с просьбой принять главу германского МИДа для подписания германо-советского пакта. Советский диктатор не торопился с ответом, всё ещё надеясь на заключение военного соглашения с западными демократиями: в Кремле наиболее выигрышным вариантом считали именно заключение англо-франко-советского договора. Не вызывает сомнения, что советские руководители презирали и ненавидели нацистский режим в гораздо большей степени, чем правящие режимы западных демократий. Кроме того, нельзя забывать и о том, что в это же время на восточных рубежах СССР шли ожесточённые бои у реки Халхин-Гол с армией Японии – союзницы Германии по Антикоминтерновскому пакту. Именно поэтому, ожидая согласия Парижа и Лондона на подписание предложенной СССР военной конвенции и решения вопроса о пропуске советских войск для борьбы с немцами в случае их вторжения в Польшу, Москва до самого последнего момента отклоняла заманчивые предложения Рейха.

21 августа терпение Сталина лопнуло, и он дал согласие на приезд в Москву Риббентропа. По злой иронии судьбы именно в этот день глава французской делегации наконец получил согласие правительства на подписание военной конвенции. Однако английская сторона хранила молчание, что не удивительно в свете готовившегося в тайне от всего мира, в том числе и от своих ближайших союзников, визита Геринга в Лондон. Что ещё более удивительно, продолжала хранить молчание и Польша, чья судьба тогда висела на волоске, а сама Речь Посполитая стала разменной монетой в большой геополитической игре. 22 августа Ворошилов был вынужден заявить: «Французские и английские правительства теперь слишком затянули политические переговоры. Ввиду этого не исключена возможность некоторых политических событий…» [VIII].

И действительно, 23 августа в Москву прибыл Риббентроп. В условиях нежелания западных демократий и их союзников в Восточной Европе идти на уступки сталинской дипломатии германо-советское сближение наконец получило логичное завершение: в ночь на 24 августа 1939 года в Кремле был подписан договор о ненападении с СССР, вошедший в историю под названием пакт Молотова – Риббентропа. (Напомним, что Германия, в отличие от СССР, уже имела похожие пакты о ненападении с Англией и Францией, подписанные в конце 1938 года.) В духе того времени помимо пакта был подписан и секретный протокол, определявший сферу геополитических интересов СССР, которая во многом совпадала с границами бывшей Российской империи [IX].

Германо-советский пакт предполагал выгоду обеим сторонам, хотя и был только временной мерой, продиктованной обстоятельствами. Выигрыш Германии был очевиден: Берлин заручился нейтралитетом Москвы в грядущей германо-польской войне. СССР же в результате пакта снова вошёл в круг великих держав, став важным игроком в системе международных отношений. Договор о ненападении позволял Москве не быть втянутой в войну, ставил предел германскому продвижению на восток, позволял урегулировать конфликт с Японией. Таким образом, СССР получил гарантии от войны, по крайней мере, на ближайшую перспективу.

В  связи с этим следует ответить на ряд вопросов. Являлся ли пакт из ряда вон выходящим событием, способным кардинально развернуть магистральную линию развития кризиса Версальской системы, который вёл Европу к мировой войне? Представляется, что ответ на этот вопрос носит отрицательный характер. Гитлер не раз высказывал намерение в любом случае уничтожить Польшу, и не вызывает сомнения, что он рано или поздно осуществил бы это, даже не подписав пакта с Москвой. Кроме того, как метко подметил один современный исследователь, вопрос о том, начнётся ли новая война в Европе, решался всю неделю, последовавшую за пактом Молотова – Риббентропа [X].

Являлся ли пакт оригинальным явлением мировой политики того времени? И здесь ответ очевиден. Даже многие западные историки, неизменно осуждающие СССР за сделку с Германией, признают, что Сталин, вступив в переговоры с Гитлером в 1939-м, сделал именно то, что лидеры Англии и Франции сделали в 1938 году в Мюнхене, – за счёт маленького государства купил себе мирную передышку, необходимую на перевооружение, чтобы противостоять агрессору. «Если Чемберлен поступил честно и благородно, умиротворив Гитлера и отдав ему в 1938 году Чехословакию, – пишет известный американский журналист и историк У. Ширер, – то почему же Сталин повёл себя нечестно и неблагородно, умиротворяя через год Гитлера Польшей, которая всё равно отказалась от советской помощи?» [XI]. По сути, Кремль взял на вооружение, буквально скопировал английскую политику умиротворения, проводимую туманным Альбионом с середины 1930-х годов. «Русские, – писал ещё в середине 1960-х годов крупнейший западный историк Э. Тейлор, – на самом деле осуществили то, чего надеялись добиться государственные мужи Запада» [XII].

Наконец, совершило ли советское руководство преступление, заключив соглашение с нацистской Германией? Рассматривая вопрос в плоскости геополитики, ответ вновь будет отрицательным. Подписав пакт, Сталин, по сути, всего лишь вернулся к практике традиционной европейской политики, которая на протяжении столетий характеризовалась тайной дипломатией, участием в разделах более слабых государств, стремлением во что бы то ни стало усилить свои стратегические позиции и т. д. Для того времени это была обычная политическая и дипломатическая практика.

Кроме того, в Москве прекрасно понимали, что альтернативой советско-германскому пакту могло быть только англо-германское соглашение за счёт СССР, которое неизбежно вело бы к совместному «крестовому походу» объединённой Европы против Советского государства и, как следствие, разрушительной войне. На это и надеялись в Лондоне, однако надеждам британских политических деятелей не суждено было сбыться. В столицах западных демократий (так же, как впоследствии в Кремле) явно недооценили иррационализм Гитлера. В планы германского диктатора в 1939 году новый «Мюнхен» с Западом не входил. Нацистский фюрер стремился к «Мюнхену» с Востоком, правда, лишь для того, чтобы предать новоиспечённого союзника уже через два года. Но тогда, летом 1939-го, Гитлер и Сталин попросту переиграли старика Чемберлена, который надеялся на германо-советскую войну никак не меньше, чем Сталин – на войну Германии и западных демократий.

Таким образом, ответ на стержневой вопрос, являлся ли пакт главной причиной начала Второй мировой войны, на наш взгляд, очевиден…

Говоря же об историческом значении пакта Молотова – Риббентропа, следует согласиться с широко распространённым мнением, гласящим, что пакт был не самым благородным явлением в политической истории нашего Отечества. К сожалению, в истории не всегда действуют нормы и законы морали. Не стоит забывать, что ещё весной 1939 года СССР  считался изгоем в семье европейских народов, а советское руководство было буквально вынуждено играть по правилам, навязанным теорией и практикой межгосударственных противоречий и борьбы в условиях системного кризиса межвоенного порядка.

Не пытаясь оправдывать моральную сторону советской политики в последние дни накануне Второй мировой войны, следует признать, что действия СССР были продиктованы логикой системного кризиса, тем сценарием, который на протяжении второй половины 1930-х годов реализовывали все великие европейские державы. Правила той грандиозной геополитической игры были очень суровы, а ставка в ней – очень высока. Проигрыш был равносилен уничтожению страны и её народа; победа, пусть относительная и на коротком историческом отрезке, по крайней мере, давала шанс…

В рамках дискуссии читайте статью Василия Андреева Пакт преткновения.
 
________________________________________
[I] Фляйшхауэр И. Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии, 1938–1939. М., 1991. С. 19.
* Справедливости ради заметим, что одновременно появилось немало работ, чрезмерно идеализировавших внешнюю политику советского режима накануне Второй мировой войны.
[II] СССР в борьбе за мир накануне Второй мировой войны (сентябрь 1938 – август 1939 г.). Документы и материалы. М., 1971. С. 225.
[III] Дашичев В. И. Банкротство стратегии германского фашизма. Т. 1. М., 1973. С. 359.
[IV] Год кризиса. Документы и материалы в двух томах. М., 1990. Т. 1. С. 493–495.
[V] Documents on British Foreign Policy 1919–1939. Ser. 3. V.6. L., 1979. Pp. 230–232.
[VI] Мировые войны XX века. Книга 3. М., 2002. С. 60.
[VII] Безыменский Л. Гитлер и Сталин перед схваткой. М., 2002. С. 238.
[VIII] Черчилль У. Вторая мировая война. Т. 1. М., 1997. С. 187.
[IX] Год кризиса. Т. 2. С. 321.
[X] Шубин А. В. Мир на краю бездны. От глобального кризиса к мировой войне. 1929–1940 годы. М., 2004. С. 355.
[XI] Ширер. Взлёт и падение Третьего рейха. М., 1991. Т. 1. С. 577.
[XII] Taylor A. J. P. The Origins of the Second World War. Middlesex, 1964. P. 318.