15-я годовщина штурма здания Верховного Совета в Москве сейчас кажется едва ли не самой тихой датой. О произошедшем в октябре 1993 года «дежурно» вспоминают коммунисты – как из КПРФ, так и из других, более мелких и экзотических партий, а также члены некоторых националистических объединений. Впрочем, и для них воспоминания об этих трагических событиях, проведение шествий и произнесение речей превратились, скорее, в ритуал. В отличие, скажем, от «Русского марша», мероприятия, связанные с октябрём 93-го имеют малое отношение к тому, как те или иные общественные силы видят задачи сегодняшнего дня. Это, наверное, нормально. В конце концов, годовщина любых событий – это, прежде всего, воспоминания. Впрочем, если воспоминания становятся общественным событием, как правило, имеется ответ на вопрос, почему сегодня важно помнить о случившемся.

Сейчас, однако, весь период противостояния президента и Верховного Совета, драматически завершившийся обстрелом здания парламента из танков, оказался в «сумеречной зоне». Это ещё не вполне «история» – прошло всё-таки всего 15 лет. Однако вписать октябрь 1993 года в современную общественно-политическую жизнь, указать на какие-то вопросы, которые появились или, наоборот, не могут быть разрешены именно из-за случившегося 3 и 4 октября,  уже не получается. Точно так же, как указать на те ценности и политические принципы, которые отстаивались 15 лет назад расстрелянным Верховным Советом и которые продолжают сохранять актуальность и востребованность сейчас.

Можно искать и найти множество причин того, почему всё сложилось именно так. Указать на то, что многие защитники Белого дома вскоре после октября 1993 года вполне удачно встроились в политические структуры и не показали даже намёка на какую-то принципиальность. Можно рассуждать о том, что наше государство и наша власть за 15 лет действительно сильно изменилась. Но все эти причины рано или поздно сведутся к одной: октябрь 1993 года был трагическим эпизодом российской истории, он действительно разделил российское общество и существовавшие на тот момент в России политические силы, но всё же случившееся тогда действительно закончилось 4 октября. Участие в тех событиях не стало поводом для репрессий против побеждённой стороны, главные герои событий не были осуждены. Сейчас не стоит говорить о том, насколько был бы справедлив и беспристрастен такой суд – важно, что судебный процесс в принципе был исключен из повестки дня. Иными словами, государственная власть не стала при помощи государственных инструментов фиксировать однозначные оценки событий 15-летней давности.

Именно это в конечном итоге и определило то, что сами события и апелляция к случившемуся 4 октября медленно, но верно стали вымываться из актуальной политической жизни. Разные общественные силы давали тем событиям разные оценки – хотя, конечно, не все из них могли появится на телевидении или в центральных газетах, – но постепенно практическая значимость этих оценок всё более снижалась. Просто потому, что след от событий 4 октября становился всё слабее – их участники предпочитали встраиваться в новую жизнь, в том числе и потому, что для этого после 4 октября 1993 года не было создано никаких юридических и политических препятствий. А оценки могли представлять большой интерес для историков, равно как и воспоминания очевидцев.

Этот пример достаточно красноречив и заставляет задуматься о том, как государство должно обращаться с памятью о тяжёлых и неоднозначных событиях в истории России. В конце концов, 4 октября 1993 года на фоне общей истории гражданского противостояния и государственного насилия в XX веке выглядит настолько мизерным эпизодом, что об этом даже неудобно говорить. То, что сейчас оценки этих событий переходят в разряд исторических споров, заслуга решений, принятых сразу после событий 1993 года. Но если теоретически представить себе, что кто-то захочет использовать властные инструменты для того, чтобы вновь «разобраться» в тех событиях и точно определить, кто был прав, а кто виноват, то можно легко поверить, что желающие вновь «поспорить» об этом немедленно найдутся. И тут же кому-то покажется, что наказание «виновных» – очень важный акт, например, для «морального очищения», «подведения черты под тяжёлым наследием» или «изменения образа» российской власти. Искушение закончить старые драки бывает очень сильно. Тем более скрепить победу над своим противником государственной печатью.

О том, что произошло, если бы события после 1993 года пошли именно по этому пути или если вдруг кто-то захотел бы свернуть на него сейчас, много говорить не хочется. Едва ли санкционированное государством сведение старых политических счётов сильно способствует общественному здравомыслию. Примечательно, однако, что накануне 15-летия расстрела здания Верховного Совета, произошло событие, которое заставляет дополнительно поговорить о том, как должно относиться к своей истории Российское государство. Президиум Верховного суда РФ реабилитировал царскую семью. Точнее, признал Николая Романова, его супругу и детей жертвами политических репрессий. Решение о реабилитации принято на основании судебного иска великой княгини Марии Владимировны. Какие практически последствия будет оно иметь тоже не вполне понятно. Поместить же в рамки юридических формулировок и дать с правовых позиций сегодняшнего дня оценки тому первозданному хаосу, в котором происходил расстрел царской семьи, кажется, скорее, насмешкой над здравым смыслом. Особенно с учётом того, что принимавшие решения о расстреле не выдвигали против царской семьи никаких обвинений, не скрывали, что осуществляют политические репрессии, а основанием считали гражданскую войну и наступление боевых частей противника. В чём в таком случае будет заключаться ценность решений Верховного суда и как оно повлияет на сложившиеся в обществе самые разные представления о большевиках, гражданской войне или монархии, пока непонятно.

Собственно, и этот пример доказывает, что новейшей истории России, оценку имеет право давать давать кто угодно, но только не современное Российское государство. Историю нужно изучать, её событиям следует давать оценки, по вопросам этих оценок можно и нужно спорить. Участниками этих споров могут быть специалисты и простые граждане, общественные силы и политические партии, однако в спорах этих нельзя апеллировать к государственному суду. История России вообще не может быть изложена на языке права. И уж, во всяком случае, государство не должно принимать тут чью-то сторону. Иначе получается или очень странно, или опасно для самого государства и общества.