9 августа началось советское наступление на Дальнем Востоке – последняя крупная сухопутная операция Второй мировой войны. Стремительный бросок наших войск к Тихому океану стал началом конца не только Великой Японской империи, но и одного из крупнейших на тот момент центров Русского зарубежья. Большинство проживавших в Манчжурии эмигрантов приветствовало наступающие советские войска, оказывало им всевозможное содействие. Так было и в крупных городах, и в небольших поселках. А в Харбине с началом военных действий при советском Генеральном консульстве были созданы штаб и отряды самообороны общей численностью 3000 человек. Из них 240 чел. были советскими гражданами, а остальные – эмигрантами. Основной задачей штаба было взятие под контроль объектов городской инфраструктуры и сохранение их в неприкосновенности до прихода основных сил советских войск. Помимо этого, члены отрядов самообороны разоружали части армии Манчжоу-Го, препятствовали вывозу из города ценных в военном отношении материалов.

Помимо «оборонцев», поддержавших с началом Великой Отечественной войны Советский Союз, на Дальнем Востоке были и свои «пораженцы». Как и в Европе, и в США, они составляли явное меньшинство среди эмигрантов и пользовались меньшим влиянием, нежели сторонники победы СССР. Однако благодаря своей активности «пораженцы» оказались более заметными в политической жизни русской эмиграции на Дальнем Востоке. И заявили они о себе намного раньше, чем на Западе. А именно – сразу после японской оккупации Манчжурии в 1931 году.

Захват этой китайской провинции и создание на ее территории марионеточного государства Манчжоу-Го получили среди проживавших там русских самые разные оценки. Многие лидеры эмигрантских организаций – Г.М. Семенов, М.К. Дидерихс, Д.Л. Хорват – поддержали действия Японии. Так, атаман Семенов прибыл в Мукден на следующий день после вступления туда японских войск. Он был вызван к начальнику 2-го отдела штаба Квантунской армии полковнику Исимуре, который предложил ему приступить к подготовке отрядов из эмигрантов для вооруженной борьбы против СССР.

Важно отметить, что Г.М. Семенов был именно вызван в японский штаб, а не явился туда по собственной инициативе. Вообще японские военные всегда проявляли заметно большую активность в создании подконтрольных им русских формирований, нежели сами эмигранты. И в этом заключается одно из главных отличий «восточных» сторонников вооруженной борьбы против СССР от «западных». Которые, как известно, зачастую действовали на свой страх и риск, вопреки намерениям (и распоряжениям) германского политического и военного руководства. На Дальнем Востоке ничего подобного не было. Однако «вернемся» в начало 30-х гг.

Действия Японии в Манчжурии поддержал также Дальневосточный отдел РОВС. Возглавлявший его М.К. Дитерихс опубликовал обращение к русским эмигрантам с призывом оказать находившимся в Манчжурии «соратникам» всемерную помощь в подготовке к «решающей войне» с советской властью. Призыв Дитерихса нашел определенный отклик среди эмигрнатов в Германии, Чехословакии, Финляндии и некоторых других европейских странах. Там начался сбор пожертвований и даже отправка немногочисленных добровольцев на Дальний Восток. В самой Манчжурии после данного обращения и, главное, в результате оказанной японцами помощи, незначительно активизировались действия ранее сформированных полупартизанских белогвардейских отрядов, оперировавших в Баргинском районе и на западной линии КВЖД. Куда большую активность проявили некоторые русские эмигранты, в частности, служившие в различных китайских учреждениях. В преддверии решающей войны они принялись грабить советские учреждения в Харбине и сводить счеты с работавшими там советскими гражданами.

Призыв М.К. Дитерихса вызвал оживленную дискуссию среди политически активной части русской эмиграции. Главным оппонентом главы Дальневосточного отдела РОВС стал П.Н. Милюков, в феврале 1932 г. выступивший в Париже с докладом «Дальневосточный конфликт и Россия», в котором выступил в поддержку Советского Союза: «Мы не в состоянии в нынешних условиях самостоятельно бороться за нашу землю. Становиться на другую сторону баррикад было бы для нас преступно. Поэтому мы должны желать, чтобы советская власть оказалась достаточно сильной на Дальнем Востоке».

СССР действительно оказался достаточно силен на Дальнем Востоке, что наглядно продемонстрировали события 1938-39 гг. В итоге японцы так и не решились напасть на нашу страну – даже когда их союзники немцы находились под Сталинградом и на Северном Кавказе. А в начале 30-х гг. главной задачей «самураев» было укрепление собственных позиций – во всех смыслах – на вновь завоеванных территориях. По мере государственного строительства в Манчжоу-Го возрастало давление со стороны японской администрации на русских эмигрантов. Этим, кстати, можно объяснить относительную пассивность последних. В том числе и тех, кто занимал четко выраженные антисоветские позиции и в принципе был готов принять участие в вооруженной борьбе против СССР. Вообще, как известно, любое давление сверху сковывает инициативу снизу.

Первой организацией русских эмигрантов, созданной под эгидой японской администрации в Манчжурии, стал Особый отдел общества Кио-Ва-Кай («Общества мирного сотрудничества народов Манчжурской империи»), созданного в 1932 г. для содействия Японии в ее «борьбе с англо-саксонским миром и агрессией коминтерна». Семь лет спустя в рамках данной организации было создано Российское молодежное общество Кио-Ва, при котором в 1940-м году открылись Высшие молодежные курсы, а в мае 1941-го – Дом молодежи в Харбине. Одновременно были созданы и военизированные отряды Кио-Ва-Кай.

Общество это не пользовалось никакой популярностью среди эмигрантов. Достаточно сказать, что на протяжении несколькихз лет единственными его членами были сами сотрудники русского (т.е. Особого) отдела. А малочисленные военизированные отряды занимались в основном антикоммунистической пропагандой.

28 декабря 1934 года распоряжением властей Манчжоу-го (читай – японской администрации) было создано Бюро по делам российских эмигрантов в Манчжурии, сокращенно БРЭМ. Цель его деятельности была типичной для организаций такого рода и заключалась в оказании правовой, материальной и моральной помощи всем эмигрантам, проживавшим на территории «Манчжурской империи». И в то же время японское власти, создавая БРЭМ, рассматривали его как своеобразное министерство по делам русской эмиграции, а в перспективе – как единственное эмигрантское объединение на Дальнем Востоке. Уже к концу 1935 г. в БРЭМ было зарегистрировано 163 различных орагнизации.

Первым председателем БРЭМ был генерал-лейтенант В.В. Рычков, а вагусте 1935 г. его сменил генерал-лейтенант А.П. Бакшеев. С 1938 по 1942 г. Бюро возглавлял генерал от кавалерии В.А. Кислицын, а с 1942 по август 1945 – генерал-майор Л.Ф. Власьевский. В августе 1935 года при участии БРЭМ был создан Дальневосточный Союз военных – фактически, военный отдел бюро, в состав которого вошел и до этого самостоятельный Союз казаков. В 1938 г. Союз военных возглавил тогдашний руководитель БРЭМ В.А. Кислицын.

По мнению некоторых исследователей, например Е.Н. Абловой («История КВЖД и российской эмиграции в Китае (первая половина ХХ в.)». - Мн.: БГУ, 1999) образование Дальневосточного Союза военных означало «установление абсолютного японского контроля через БРЭМ над деятельностью белоэмигрантских организаций». Подобный контроль действительно имел место, однако носил во многом формальный характер. Фактически же японское влияние на эмигрантские организации, на эмигрантское сообщество в целом было весьма ограниченным. Как уже говорилось, основная масса проживавших в Манжчурии русских никак не участвовала в деятельности организаций, подконтрольных японцем. Которым, и это самое главное, так и не удалось добиться объединения русских эмигрантов вокруг одного «вождя». Перечисленные выше военные, возглавивлявшие в разное время БРЭМ, на эту роль не подходили, поскольку пользовались весьма ограниченным авторитетом в эмигрантских кругах. В том числе из-за своего «верноподданического» отношения к японским властям. Что касается остальных лидеров русской эмиграции на Дальнем Востоке, то кандидатура каждого из них не устраивала всех остальных, также могущих претендовать на эту роль. Так, в 1936 г. подконтрольные БРЭМ эмигрантские издания стали «раскручивать» в качестве «Обще-эмигрантского вождя на Дальнем Востоке» атамана Г.М. Семенова. Однако против его кандидатуры тут же выступили М.К. Дитерихс, начальник Харбинского отдела РОВС генерал Вержбицкий, и даже бывший подчиненный самого Семенова генерал Клерже. После этого попыток подобрать кандидатуры устраивающих их «общеэмигрантских вождей» японцы не предпринимали.

Вскоре после создания Дальневосточного союза военных его руководители приступили к созданию вооруженных отрядов из русских эмигрантов. Формирование первого подразделения такого рода, численностью около 250 человек, завершилось в 1937 году. Командиром отряда, дислоцировавшегося в старых русских казармах около железнодорожной станции Сунгари, был японский полковник Асано. В 1938 году отряд был переброшен в Корею для борьбы с местными партизанами, а в 1939 году - в район Халхин-Гола, где находился во втором эшелоне японских войск . В 1944 г. Асано сменил русский полковник Смирнов.

Второй подобный отряд под командованием казачьего полковника И.А. Пешкова был сформирован в Хайларе в 1941 году. В 1943 г. отряд Асано был развернут в Российские воинские отряды в составе армии Манчжоу-го, состоявшие из пехотных, кавалерийских и вспомогательных частей, а также военного училища, выпускникам которого предоставалялось право службы в Квантунской армии. Кроме того, при участии руководства Дальневосточного Союза Военных были сформированы 5 казачьих полков, два артиллерийских дивизиона и отдельная сотня, объединенные в Захинганский корпус. Никакого участия в боевых действиях эти части не принимали.

Итак, представители крайне правого крыла русской эмиграции на Дальнем Востоке в общей сложности более 13 лет готовились к «решающей войне» с Советским Союзом. Когда же эта война действительно началась – в августе 1945 года, то «прояпонские» эмигрантские организации и созданные ими вооруженные формирования рассеялись как дым. 4 августа 1945 года, т.е. еще до начала советского наступления, последний руководитель БРЭМ Л.Ф. Власьевский назначил своим преемником начальника Главного Бюро БРЭМ М.А. Матковского, который ровно две недели спустя официально обратился к советскому генеральному Консулу в Харбине с просьбой предоставить проживавшим в Манжчурии эмигрантам «возможность трудиться во имя тех высоких принципов, за которые наш народ выстоял и победил». Фактически он просил советских представителей взять эмигрантов под свою защиту.

Что касается остальных лидеров русской эмиграции на Дальнем Востоке – Г.М. Семенова, А.П. Бакшеева, Л.Ф. Власьевского, а также лидера русских фашистов К.В. Родзаевского, – то они, в отличие от Матковского, не стали дожидаться прихода советских войск, попытались спастись бегством, но вскоре были арестованы.

Все попытки «пораженцев» из числа русских эмигрантов на Дальнем Востоке создать сколько-нибудь крупные воинские формирования «для будущей войны против СССР» потерпели в итоге полный крах. Прежде всего потому, что сами сторонники вооруженной борьбы составляли явное меньшинство, а в массе своей проживавшие в Манчжурии русские относились к СССР умеренно-благожелательно. Кроме того, если проводить аналогии, которые прямо-таки напрашиваются, с германской армией, то «катализатором» создания формирований из русских эмигрантов в ее составе стало само нападение Третьего Рейха на СССР. Японцы, стремившиеся к полному контролю над эмиграцией в Манчжурии и санкционировавшие создание русских частей не решились напасть на СССР. Так что все эти немногочисленные формирования либо участвовали в борьбе с партизанами, либо простояли в японском тылу вплоть до окончания войны.