Недавно в Sapphire, неформальном баре в нью-йоркском East Village, был нетипичный концерт. Его даже сложно назвать концертом.

Что-то среднее между вечеринкой и открытым микрофоном. Пели по-русски, и были почти одни русские.

Гитара шла по кругу, пели каждый в своём стиле, объявляли друг друга шутками с элементом конферанса, кто-то садился за клавиши. Толпа была пёстрой, от рокеров с социальной лирикой до молодой барышни Юлии Александровны с русскими романсами и песнями из репертуара группы Ленинград.

Гвоздём программы была команда Кооператив Звезда, чей CD Шагающий Фак, электронный панк с гениальными «глупыми» текстами, мультяшными мелодиями и фирменным «плохим» звуком, я знаю, люблю и пропагандирую на родине.

Члены Кооператива – создатель, солист и автор многих песен группы Дима Банников, a.k.a. Пайк, его друг и соавтор Сергей Голубев, a.k.a. Робин Гутнахер, звукоинженер Илья Гофман, видеодизайнер Лена Неверова, промоутер и специалист технической поддержки Аня Иоффе.

Кооператив и его друзья являются инициативной группой по «внедрению» формата вечеринки в Sapphire и стоящего за ним идейно-художественного кредо.

В этом кредо, как его формулирует Пайк, звучат отголоски постмодернизма, «стёба», нью-эйджа и христианства в их неповторимом русско-советском изводе:

Искусство и жизнь неразделимы.
В мире нет ничего на 100 % серьёзного.
Можно построить что угодно из чего угодно.
Сдвиг точки сборки – первичен, message – вторичен.
Всё, что можно придумать, придумано, но жизнь придумать нельзя, она уже есть.
Каждый спасает сам себя – в глобальном смысле, конечно.
Все выводы и следствия из вышесказанного мы предоставим слушателю.

Слушателей пока немного. Но «дело не в количестве, а в качестве контингента. Мы делаем что-то вроде советских посиделок на кухне, только лучше,  – говорит Пайк, – На кухне нет тенденций, деления на любителей рока, шансона и так далее. Собираются друзья. Это барды, поэты, диссиденты, кто угодно. По-домашнему уютненько, тёпленько, хорошо».

Впрочем, для описания позитивной атмосферы было также употреблено ещё одно словечко, чрезвычайно энергичное. Я попросил подыскать синоним, и Пайк сказал: «Безбашенно».

В Sapphire начинала Мадонна, потом он стал местом люмпенов. Теперь хозяева увлеклись русской темой и вот уже четвёртый раз предоставляют место сотворяющим эту среду романтикам.

Названия party пародийно отсылают к советской фантастике. Космическую атаку сменили Солнечный удар и Кончина Великого Игрека.

На них играли электрические альтернативные группы, вроде Сlox из Казахстана, напоминающие Radiohead. Позже стали приглашать акустических музыкантов и бардов. Последний раз они доминировали, но назывался вечер в сложившемся стиле – Кризис третьего мозга.

Отсвет советской эстетики присутствует и в названии Кооператив Звезда.

Случайно ли это? Говорим с Пайком.

«Случайно сошлись у общих знакомых, нам негде было жить, Серёже и мне, – рассказывает он. – Стали музицировать для души, потом получили квартиру, приобрели аппаратуру, появился свой звукоинженер».

Пайк уверяет: Фак записан случайно. «Нам подарили караоке, и мы ухитрились записать на него». Стиль Фака он описывает так: «Самое крутое в 21 веке – отойти от всех стилей. Чтобы в одной песне был и металл, и группа Ленинград, и романс, и чтобы можно было попить из русского самовара, и стулья поломать, и попрыгать».

Всё смешалось в псевдотрэшевом миксе Шагающий Фак. Хвост и Митьки, группа Ноль и Крокодил Гена, клуб «Поэзия» на ВДНХ, где казались единым неразличимым «стёбом» Виктор Коркия и Лев Рубинштейн, Александр Ерёменко и Нина Искренко. 

«Это ж надо так напиться!» –
Перебил его Капица.
«Много раз летал я в небо,
А на Марсе как-то не был!

Родина нашего детства. Её последние, «весёленькие» дни.

Дима родился в Орле. Ходил в детский сад, школу. В 6-м классе начал писать стихи-песни, основал свою панк-группу «Паштет». В 1994 уехал в США. Возвращался и снова уехал. Почему?

Рассказ Пайка подводит к удивительному ответу. Поколение «дворников и сторожей» произвело на свет парадоксальный феномен, напоминающий послереволюционную эмиграцию по духовным мотивам.

После 1917 русские ехали в Европу, стремясь увести с собой идеальную Родину или вновь найти её там. И так же точно в 1990-е их правнуки отправлялись в Америку – за отблесками  утраченного советского рая.

«Девяностые, беспредел, нищета, популяризация бандитизма – это казалось мне омерзительным. Уехал посмотреть, как там, за бугром. С тех пор всегда в пути. Тянет то туда, то обратно. В России родина, русская природа, но стоит попасть в город, тоскливо до тошноты. Вроде ничто не изменилось, ребятишки ходят на дискотеки, но пустота в этом, тундра какая-то».

Впечатляет пример, которым Пайк иллюстрирует равнодушие и бездуховность нынешней молодёжи: «В 2006-м жил в Пскове. Пытался группу создать, так один говорит – мне работать надо, другой – мне учиться надо. Никому ничего не интересно».

Никакого парадокса тут нет. Он смотрит на них глазами поколения «дворников и сторожей», последних могикан СССР. А в их социальной мифологии пассионарность и творческое начало накрепко связаны с «неформатом» и внесистемностью.

«Не знаю, как в Москве, в Питере, но люди рассказывали, что и там то же самое, на концерты никто не ходит, залы пустые. Достаточно на рекламу селл-фонов и пива посмотреть. Она рассчитана на платежеспособных молодых людей и красноречиво говорит об их менталитете».

Ирония по адресу «платежеспособности» связана с ещё одним важным принципом. Нестяжательство, бессеребренничество, целомудренный идеализм советской секулярной святости.

Идеал этот воплощается в «незаметной» работе друзей, вкладывающих в проект много социальных, технических и материальных усилий на абсолютно добровольных началах.

Выражается он и в установках самого Пайка. Коммерция – жупел. Её «не должно» быть. Надо ловить момент, пока не «раскрутился», не «поднялся».

Лучшее творчество – то, которое для души. Как поётся в одной из его песен, «и если тебе грустно, то это уже искусство».

«Больно видеть крушение ценностей, дебилизацию поколения, развал отечественной промышленности. Россия приобщается к самому гадкому, что можно взять с Запада, но теряет лучшее, что было», – говорит Пайк.

Это не пародия и не стёб, а просто нарратив, определяемый вполне чётким настроением: «Сегодняшняя Россия – не та страна, где я родился и вырос. В душе я остался советским человеком».  

Кооператив и его друзья занимают свою нишу в городском кипящем котле. Однако интеграция для них не только не тождественна культурной ассимиляции, но скорее противопоставлена ей.

«В Америке человек обречён на частичную ассимиляцию, – констатирует Пайк, – но наше искусство привлекает к себе наименее американизированную публику. К нам идут люди продвинутые или хотя бы ищущие, а в русском менталитете эти свойства выражены более ярко».