EN
 / Главная / Публикации / Последний Собор

Последний Собор

Марина Богданова28.08.2017



28 августа 1917 года (15 – по старому стилю) площадь перед Успенским собор Кремля была переполнена народом. Такого количества священников тут не видели уже давно. В день Успения Богородицы, престольный праздник старинного белокаменного храма, открывался  Поместный собор Русской православной церкви, первый за 200 лет.    

В истории Русской православной церкви этот Поместный собор останется одной из самых пронзительных и щемящих страниц. Он был наконец-то собран в то время, когда Россия уже тонула и рассыпалась. Но парадоксальным образом  именно благодаря ему церковь смогла выстоять и «врата адовы» в результате не одолели её.

К началу ХХ века Русская православная церковь была на пике своей силы, славы и могущества. Триада «православие, самодержавие и народность» считалась несокрушимой, быть русским и быть православным значило одно и то же. В Российскую Империю входило множество других народов, кроме русского, – и далеко не все из них исповедовали православие: жили в России и католики, и лютеране, и мусульмане, и иудеи, и даже буддисты. Тем не менее государственной религией было именно православие – и наоборот: религия считалась делом государственным. Клировые ведомости подавались в полицейский участок, каждый человек был приписан к определённому приходу, более того –  каждый православный в Великий пост обязан был говеть, чиновники приносили на работу справку «о говении», выписанную приходским священником. 

Смена конфессии была разрешена и даже приветствовалась – но лишь в том случае, если гражданин Российской Империи переходил в православие. Она же являлась уголовно наказуемым деянием и сурово наказывалась, если православный желал принять иудаизм, мусульманство или исповедовать Христа по иному обряду. Очень строго регулировались положения о «межконфессиональном» семейном союзе: детей, рождённых в таком браке, должны были непременно крестить в православной церкви. В школах повсеместно преподавался Закон Божий, проводились молебны и водосвятия. Никому и в голову бы не пришло рассуждать о равнозначности любой религии. 

Тем не менее такая крепкая государственная поддержка не всегда шла на пользу  церкви. Увы, к началу ХХ века её авторитет в обществе был не слишком высок (что отчасти показали и последующие события). Знак равенства между полицейским участком и православным храмом был оскорбителен для самого духа христианства. Кроме того, накопилось изрядное количество вопросов, крайне актуальных для Русской православной церкви, которые требовали неотложного решения – и которые невозможно было решить иначе, чем всем миром.  

Среди наиболее насущных вопросов, стоявших на повестке дня, стоял вопрос об изменении управления церковью, о благоустроении приходов, рассматривались вопросы, связанные с положением единоверческих приходов (то есть старообрядческих общин в лоне Русской православной церкви).  Но, конечно, первостепенным вопросом, который должен был решить Собор, оставалось восстановление патриаршества на Руси – и упразднение Святейшего Синода.

К истории Синода

Фигура Петра Великого, преобразователя и реформатора,  на самом деле, далеко не так однозначна, как рисуют её школьные учебники. Одна из его грандиозных реформ – церковная реформа – полностью соответствовала воззрениям и чаяниям могучего самодержца и одновременно заложила под сам институт Русской православной церкви мину замедленного действия. Не найдя общий язык с патриархом Адрианом, Пётр питал непреодолимую вражду к «косному» духовенству, которое не торопилось разделять его идеи, а особенно – к монашеству. «Ой, бородачи! Многому злу корень старцы и попы! Отец мой имел дело только с одним бородачом (То есть с Никоном. – Ред.), а я с тысячами!» – жаловался он. 

После кончины Адриана Петр запретил избирать нового патриарха, а после и вовсе провёл реформу, полностью превращавшую русскую церковь в некий государственный институт, всецело подчинив её воле и власти самодержца. Г. Флоровский пишет весьма определённо:  «Новизна Петровской реформы не в западничестве, но в секуляризации. Именно в этом реформа Петра была не только поворотом, но и переворотом». Целиком и полностью согласен с ним и историк церкви А. Карташёв, указывая, что с момента отмены патриаршества историки, даже говоря о церковных делах, ведут повествование «не по хронологической смене одного всероссийского митрополита или патриарха другим, а по царствованиям императоров <…> Замысел царя-реформатора удался. Никаких возглавителей не осталось. Церковь была в буквальном, техническом смысле обезглавлена». 

Святейший Правительствующий Синод, которому было поручено общецерковное управление, был государственным аппаратом, во главе его стоял император всероссийский, как «крайний судия той коллегии». Обер-прокурор Святейшего Синода – «око государево и стряпчий о делах государственных в Синоде» – постепенно превратился из просто доверенного лица императора в Синоде в единственный канал связи Синода с высшей государственной властью. Все сношения членов Синода с императором должны были проходить через посредство обер-прокурора. Бывали случаи, когда в обер-прокуроры назначались не только люди малорелигиозные, но и прямые масоны – главное, чтобы первые лица в государстве облекли их своим доверием. 

Церковь была принуждена выполнять своего рода «госзаказ», её прямой обязанностью стало не столько молитвенное предстательство перед Творцом, сколько идеологическая пропаганда. Государственные интересы были объявлены первостепенными, в частности, священники были обязаны пренебречь тайной исповеди и донести государству, если таким образом им становилось известно об измене или о злоумышлении на особу государя. Всё это было освящено идеей, что император, помазанник Божий, сам по себе фигура сакральная – и находится как бы между Богом и простым человеком. Православное население было обязано исповедоваться минимум раз в год. О случаях длительного отказа прихожанина от исповеди и, соответственно, от причастия священник  должен был докладывать властям, и это ни для кого не было тайной. Такое положение дел было весьма удобно для государства – и убийственно для церкви. За 200 с лишним лет секуляризация области сакрального привела к сокрушительным для церкви последствиям. Исправлением порочной системы, когда церковь Христова становилась лишь ещё одной подкрепой для государственной власти, и должны были заняться на Соборе. 

И хотя Николай II подписал в апреле 1917 года Указ об укреплении начал веротерпимости, а 17 октября – Манифест об усовершенствовании государственного порядка, вопросов осталось больше, чем ответов. Отныне запрещалось преследовать кого бы то ни было по религиозному признаку, можно было свободно избирать для себя религию и конфессию, немалые послабления были предоставлены старообрядцам (кстати, их перестали в официальных документах называть раскольниками). 

После Февральской революции стало ясно, что без глубоких церковных реформ не обойтись, и 16 января 1906 года император учредил Предсоборное Присутствие - орган, который должен был в течение нескольких месяцев, максимум года, подготовить созыв Поместного Собора и проекты основных соборных решений. Подготовка к Собору велась основательная. Было создано 7 отделов, разрабатывавших вопросы, которые требовалось обсудить на Соборе и вынести по ним решение. 

В России же было неспокойно. Страну лихорадило, она тяжело переживала последствия Русско-японской войны, а когда Россия вступила в Первую мировую, экономические и политические проблемы и вовсе отодвинули сроки созыва Собора в неопределённое будущее. Между тем будущего времени у этого строя практически не оставалось. В царской России Поместный собор так и не был проведён.

На краю гибели

Временное правительство продержалось всего 8 месяцев. Тем не менее именно при нём Святейший Синод определил точную дату начала Поместного собора – и летом 1917 года в Москву съехались его участники. В официальный список членов Собора были включены 564 человека: 80 – от епископата, 185 – от духовенства, 299 – от мирян. Можно убедиться: миряне на Соборе были в неоспоримом большинстве. Это весьма соответствовало господствующим  в этот период демократическим настроениям, в обществе весьма актуальна была идея о соборной ответственности всех членов церкви (а не только священства) за её судьбу. Последним обер-прокурором Синода (тем самым «государевым оком») был в то время Антон Владимирович Карташёв, министр вероисповедания при Временном правительстве, человек, который весьма много сделал для созыва Поместного собора. Один из лучших историков Церкви, он настаивал на скорейшем проведении Собора, горячо ратуя за восстановление канонического строя церковного самоуправления с патриархом во главе.  Его предшественник на этом посту, В. Львов, немало сделал для облегчения грядущей работы Собора и повышения репутации Русской православной церкви, в частности – добился удаления из Синода тех его участников, которых связывали с именем Распутина.

Собор проработал более года. За этот период состоялись три его сессии: первая – с 15 (28) августа по 9 (22) декабря 1917 г., вторая и третья – в 1918 г.: с 20 января (2 февраля) по 7 (20) апреля и с 19 июня (2 июля) по 7 (20) сентября.

18 августа председателем Собора был избран митрополит Московский Тихон (Белавин), поскольку именно он был архипастырем города, в котором собрался церковный съезд. Почётным председателем Собора стал митрополит Владимир (Богоявленский), хорошо известный всей России: в 1892–1898 гг. он был экзархом Грузии, в 1898–1912 гг. – митрополитом Московским, в 1912–1915 гг. – С.-Петербургским, а с 1915 г. – Киевским. Сопредседателями из архиереев были избраны архиепископы Новгородский Арсений (Стадницкий) и Харьковский Антоний (Храповицкий), из священников – протопресвитеры Н. А. Любимов и Г.И. Шавельский, из мирян – князь Е. Н. Трубецкой и М. В. Родзянко (который до 6 октября 1917 г. был председателем Государственной думы). Положение было серьёзное, все понимали, что речь на Соборе пойдёт не только о внутрицерковных делах. Во время открытия Собора митрополит Тихон, приветствуя от лица Московской кафедры участников Собора открыто сказал: «Ныне Родина наша находится в разрухе и опасности, почти на краю гибели. Как спасти её – этот вопрос составляет предмет крепких дум. Многомиллионное население Русской Земли уповает, что Церковный Собор не останется безучастным к тому тяжёлому положению, которое переживает наша Родина».

Первоочередной задачей, которую полагалось решить, был вопрос о патриаршестве. Если бы все проголосовали за то, что патриарху быть, следовало бы подробно и вдумчиво установить его статус, выяснить, какие права имеет патриарх, кому он подчиняется. Требовалось также определить новый статус церкви по отношению к государству в условиях нового общественного строя. 

Царь-помазанник, власть которого устанавливалась «милостью Божьей», имел право оставаться в таких теснейших связях с господствующей церковью, как это было в России. Но новое, выборное правительство уже никак не являлось «помазанным на царство», это была чисто светская, принципиально не вероисповедная власть. Ряд привилегий православия – и в том числе полицейская его защита, должны были кануть в прошлое, но при этом Русская православная церковь оставалась бы исторически-первенствующей среди всех прочих религий государства. Речь шла не о полном отделении церкви от государства, но только об отдалении. Одна буква – а какая разница! Желали этого и сами церковные иерархи, понимая, что данная мера необходима, чтобы преодолеть кризис церкви. (Так и случилось, соответствующее соборное определение  было принято 2 декабря 1917 года. Согласно ему, происходило освобождение церкви от государственной опёки при сохранении прочных союзных отношений церкви и государства. Оговаривалось также, что Российская православная церковь будет пользоваться первенствующим положением среди всех прочих и рассчитывает на гос. финансирование.) 

Кстати, вопрос об отношении церкви к изменению государственного строя и фактическом свержении самодержавия, отстранению от власти помазанника, на Соборе не рассматривался вовсе. 9 марта сего года Синод  выступил с воззванием о поддержке Временного правительства: «Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни. Да благословит Господь нашу великую Родину счастьем и славой на её новом пути». Отныне вместо молений об императоре теперь в молитвах поминали Временное правительство. К немалому разочарованию монархистов, политическими событиями Февральской революции не интересовались и на Поместном соборе, вопрос о том, не есть ли присяга новому правительству – клятвопреступление перед помазанником, которого короновала сама же Церковь, не обсуждался. 

Большевики резко критиковали Собор едва ли не с самого начала его работы. Партийная печать, рабочие газеты не скупились на определения типа «реакционный», «промонархический», «контрреволюционный» и т. д. Участники Собора также не питали любви к большевикам, считая их опасными смутьянами и лукавыми лжеучителями, призывали народ не верить бунтовщикам и соблазнителям, не поддаваться на провокации, а большевикам советовали покаяться.    

Собор приступил к работе в августе, а в октябре большевики взяли власть в свои руки.  Страна вокруг непоправимо изменилась. 

Противостояние

Участники Собора оказались в жутковатом положении. С одной стороны, всё летело в пропасть. Не было царя, Временное правительство уже совершенно не управляло ситуацией, с каждым днём новости становились страшнее. На Собор, естественным образом, верующие смотрели как на глас Церкви. С другой стороны, ещё оставалась надежда, что всё можно поправить. Договориться с народом, призвать людей к мирному разрешению событий, в конце концов, дождаться внешней помощи от союзников. А пока всё так неясно, разумнее было бы не дразнить зверя, не делать резких заявлений и не восстанавливать большевиков против себя. Собор призывал граждан к миру, взывал к самому лучшему, что было в человеческих сердцах, уговаривал разойтись по домам и не участвовать в делах тьмы. 

Увы, проповедь классовой вражды шла намного успешнее. С огромным трудом Собору удавалось удерживаться от того, чтобы не соскользнуть в омут политической борьбы.  Тем не менее вскоре полилась кровь. Первомучеником нового Смутного времени стал священник Иоанн Кочуров.  Под Петроградом красноармейцы столкнулись с казаками, верными Временному правительству.  В Царском Селе было решено провести крестный ход с молитвами о прекращении междоусобной брани. Сорокашестилетний о. Иоанн произнёс проповедь, призывая народ к спокойствию. 13 ноября (30 октября по ст. ст.) 1917 года 31 отряды большевиков вступили в Царское Село, все священники были арестованы. Отца Иоанна за проповедь и «контру» избили, отвели на царскосельский аэродром и там расстреляли на глазах подростка-сына. Джон Рид, американский журналист, ставший свидетелем революции,  писал в своей книге «Десять дней, которые потрясли мир»: «Я вернулся во дворец Совета в Царское в автомобиле полкового штаба. Здесь всё оставалось, как было: толпы рабочих, солдат и матросов прибывали и уходили, всё кругом было запружено грузовиками, броневиками и пушками, всё ещё звучали в воздухе крики и смех — торжество необычной победы. Сквозь толпу проталкивалось с полдюжины красногвардейцев, среди которых шёл священник. Это был отец Иоанн, говорили они, тот самый, который благословлял казаков, когда они входили в город. Позже мне пришлось услышать, что этот священник был расстрелян». 

Участники Собора, разумеется, не могли обойти молчанием этот факт. Митрополит Петроградский обращался к новым властям – но безрезультатно. А вскоре изуверские убийства, грабежи, пытки священников стали обычным делом.  Не всегда это были  прямые действия большевиков – очень часто преступления совершали банды, свирепствовавшие по всей стране. Их привлекало церковное золото, пожертвования, а кроме того «формальное» разрешение на уничтожение «попов и толстопузых», объявленное красными агитаторами. (Так погиб о. Владимир Богоявленский, у которого бандиты пытались выпытать, где находятся церковные деньги). Защитить церковь и её служителей оказалось невозможно: сплошь да рядом убийцы оказывались бывшими охранниками, послушниками,  в общем, людьми, отлично знавшими своих жертв. Но в сущности, действия красноармейцев мало чем отличались от бандитских погромов.


Икона Новомучеников Российских, от безбожников избиенных


Все протесты, направляемые властям, до поры до времени облекались в возможно более обтекаемую форму, на открытую конфронтацию Собор не шел.  В соборном послании, принятом 11 ноября, говорилось: «Для тех, кто видит единственное основание своей власти в насилии одного сословия над всем народом, не существует Родины и её святыни. Они становятся изменниками Родины, которые чинят неслыханное предательство России». Но в открытую большевики нигде не упоминались. 

Большевики отнюдь не собирались как-то считаться с церковью. Практически сразу же, в начале их правления,  начались попытки закрыть монастыри и отобрать всё монастырское имущество в пользу нового государства. В январе 1918 г. А. М. Коллонтай с отрядом вооружённых матросов пыталась реквизировать помещение Александро-Невской лавры для нужд своего наркомата. Возмущённые верующие отстояли церковь, реквизиция была отложена как «несвоевременная». Настоятель церкви Пресвятой Богородицы Всех Скорбящих Радости о. Пётр Скипетров пытался защитить от посягательства красноармейцев женщин, пришедших в Лавру, и увещевал «революционные войска» не участвовать в оскорблении народных святынь. Его застрелили. Патриарх Тихон отозвался гневным воззванием – предал анафеме «безбожных властелинов тьмы века сего», не называя, впрочем, конкретных имён и партийной принадлежности. Тем не менее власть предержащие сочли это обращение «контрреволюционным» шагом.  

2 февраля 1918 года, был принят Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви. Тот гордиев узел, что так долго и аккуратно пытались распутать предыдущие правительства, Ленин разрубил одним ударом. Устанавливался светский характер государственной власти, провозглашалась свобода совести и вероисповедания, при этом религиозные организации лишались каких-либо прав собственности и прав юридического лица. 

Юридически все выглядело вполне либерально: разрешалось избирать любую веру (или не исповедовать никакой). Церковь изгонялась из школы, но объявлялось, что граждане могут обучать и обучаться религии частным образом. Акты гражданского состояния теперь передавались в ведомство государства, но согласно декрету, обеспечивалось свободное исполнение религиозных обрядов, если они не нарушают общественного порядка и не сопровождаются посягательствами на права граждан Советской Республики. 

Дьявол, как обычно, скрывался в деталях.  В августе того же года Народный комиссариат юстиции  принял инструкцию о порядке проведения в жизнь Декрета об отделении церкви от государства. В данной инструкции все положения январского декрета развивались в сторону ограничения деятельности и в конечном счёте уничтожения любых  религиозных организаций. Родители, воспитывавшие своих детей в русле той или иной религии, могли просто их лишиться – детей предполагалось изымать из таких семей и отправлять в детские дома. Все духовные учебные заведения, кто бы их ни финансировал, надлежало закрыть. Богослужения вне храма запрещались, а храмы, которые, согласно декрету, могли бесплатно передаваться  религиозным общинам, им не передавались. Атеистические власти находили тысячу причин, чтобы этого не произошло, предпочитая устраивать в бывших церквях клубы, читальни, склады – или просто держать их заколоченными, пока те не обветшают. Война шла на уничтожение. 

Собор отреагировал на декрет гневными протестами и призывами, в общем, уже не обманываясь относительно линии партии. Он трактовал Декрет как «злостное покушение на весь строй жизни Православной церкви и акт открытого против нее гонения». Соборное постановление гласило: «Всякое участие как в издании сего враждебного церкви узаконения, так и в попытках провести его в жизнь несовместимо с принадлежностью к Православной Церкви и навлекает на виновных кары вплоть до отлучения от Церкви».  Но в сущности, это был глас вопиющего в пустыне. Некоторые верующие намеревались последовать  постановлению и защищать свои храмы грудью, не допуская их закрытия и разорения, но большинство граждан и сами желали бы поживиться при разграблении церквей – хоть кирпичом на строительство, хоть гвоздями и досками.  Бунин в «Окаянных днях» приводит характерный для того времени диалог: «На Страстной толпа.  Подошёл, послушал. Дама с муфтой на руке, баба со вздернутым носом. Дама говорит поспешно, от волнения краснеет, путается.
  – Это для меня вовсе не камень, – поспешно говорит дама, – этот монастырь для меня священный храм, а вы стараетесь доказать...
– Мне нечего стараться, – перебивает баба нагло, – для тебя он освящён, а для нас камень и камень! Знаем! Видали во Владимире! Взял маляр доску, намазал на ней, вот тебе и Бог. Ну, и молись ему сама.
  – После этого я с вами и говорить не желаю.
– И не говори!»

Патриарх Тихон

Вопрос о патриархе вызывал жаркие споры и многословные дискуссии: до большевистского переворота отнюдь не все поддерживали возвращение к патриаршеству. Но 5 (18) ноября 1917 года состоялось историческое событие, которого так ждали одни и которого так опасались другие. Подавляющим большинством было решено: патриарху на Руси быть. Избрание решили проводить в два этапа: тайным голосованием и посредством жребия. Наибольшее число голосов получили архиепископ Харьковский Антоний (Храповицкий), архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий) и Тихон, митрополит Московский. 5 (18) ноября 1917, после литургии и молебна в храме Христа Спасителя, старец Зосимовой пустыни Алексий (Соловьёв) вынул жребий пред Владимирской иконой Божией Матери, перенесённой из расстрелянного незадолго до того Успенского собора; митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) огласил имя избранного: «Митрополит Тихон». Из трёх претендентов патриархом стал кандидат, набравший наименьшее количество голосов. Интронизация патриарха Тихона состоялась 21 ноября (3 декабря) в праздник Введения в Успенском соборе Кремля. Для торжества настолования из Оружейной палаты взяты были жезл святителя Петра, ряса священномученика патриарха Гермогена, а также мантия, митра и клобук патриарха Никона.


Патриарх Тихон (Белавин)

В сущности все собравшиеся понимали, что жребий, выпавший митрополиту Тихону, есть не что иное, как «приглашение на Голгофу». К своей Голгофе святитель был готов. За стенами Епархиального дома, где проходил Собор, разыгрывалась настоящая война – со стрельбой, кровопролитием и одичанием. Москву 1918 года, в окружении которой шёл Собор, мы видим у того же Бунина. 

«В магазине Белова молодой солдат с пьяной, сытой мордой предлагал пятьдесят пудов сливочного масла и громко говорил:
– Нам теперь стесняться нечего. Вон наш теперешний главнокомандующий Муралов такой же солдат, как и я, а на днях пропил двадцать тысяч царскими.
  Опять какая-то манифестация, знамена, плакаты, музыка – и кто в лес, кто по дрова, в сотни глоток:
– Вставай, подымайся, рабочай народ!
   Голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин, все как на подбор, преступные, иные прямо сахалинские. 
   Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: Cave furem. На эти лица ничего не надо ставить, – и без всякого клейма все видно».

12 марта 1918 года большевики окончательно перенесли столицу из Петрограда в Москву – с этого момента Собор и новая власть оказались буквально бок о бок. Успенский собор, как находящийся на территории Кремля, был закрыт для всех богослужений. Трагедия шла к развязке. Случаи вопиющего насилия над священниками и верующими, расстрелы крестных ходов, мученические смерти стали столь многочисленны, что в марте 1918 г. Собором была выделена специальная комиссия для выяснения масштабов террора Церкви со стороны государства. Работа комиссии шла полным ходом, но власть ни на какие запросы не реагировала, если не считать реакцией новые репрессии. 

Было понятно, что линия партии – это полное прекращение деятельности церкви на территории России. Красный террор 1918 г, объявленный после покушения на Ленина, убийства Володарского и т. д., напрямую касался и духовенства. 

И все равно Собор стремился до последнего сохранить хотя бы видимость хороших отношений с власть предержащими. Известно, что патриарх Тихон не благословил Белую армию и её вождей, считая братоубийство, от кого бы оно ни исходило, недопустимым. Тем не менее некоторые ситуации требовали слишком недвусмысленного выбора.  Так, после расстрела царской семьи перед участниками Собора встал вопрос: совершать ли панихиду по убиенным, потому что такие действия, разумеется, были бы восприняты как обличение большевиков. Подавляющим большинством голосов было решено панихиду провести (с формулировкой «об упокоении бывшего императора Николая»). Сами участники Собора пели литию по убиенным. В годовщину Октябрьского переворота патриарх Тихон направил власть предержащим крайне резкое послание, перечислявшее все их злодеяния, и призвал отпраздновать этот день установлением мира, прекращением убийств и освобождением заключенных. Вотще. 

При всём этом Собор ухитрялся действовать. На второй сессии был принят Приходской устав, регулирующий деятельность приходов и привлекший мирян к более активному сотрудничеству. Согласно ему, основные дела решались на общих собраниях прихожан. Уменьшалась власть епископов. Постоянно действующим административно-исполнительным учреждением теперь являлся епархиальный совет из выборных клириков и мирян в равной пропорции. В ответ на террор, давший церкви массовые примеры подвигов христианского самоотвержения перед лицом смерти – как среди мирян, так и священников, – было установлено особое поминовение исповедников и мучеников, «скончавших свой живот за православную веру»

Третья сессия (с июля по сентябрь 1918 г.) должна была выработать соборные Определения о деятельности высших органов церковного управления, о Местоблюстителе Патриаршего Престола; решить вопросы о монастырях и монашествующих; о привлечении женщин к деятельному участию на разных поприщах церковного служения; побеспокоиться об охране церковных святынь от кощунственного захвата и поругания. Последнего предполагалось достигнуть анафематствованием лиц, участвовавших в реквизициях. 

Особо действенным средством это не стало. Работать становилось все труднее. Советская власть настойчиво намекала Церкви, что долго терпеть её тут никто не собирается. А народ…. Как мы знаем, часть его приняла активное участие в шельмовании и разграблении церкви, часть – просияла в святости, но в большинстве своем народ безмолвствовал. 

В сентябре Собор закончил свою деятельность, положив собрать новый Поместный собор в 1921 году, и все вопросы, оставшиеся непроработанными, решить уже тогда. Больше собраться им не позволили. Через 7 лет скончался избранный на Соборе патриарх. К тому времени уже было понятно, что его избрание было безусловным Божьим промыслом: ведь именно патриарх Тихон сумел провести Церковь сквозь теснейшие врата, когда все было направлено на её гибель, раскол, уничтожение. И деяния Поместного Собора, героические по своей сути, заложили ту основу, которая помогла церкви устоять и выжить в самые страшные свои дни. 

Также по теме

Новые публикации

Имя этого человека на долгие десятилетия было вычеркнуто из русской литературы. Его стихи тайно в СССР переписывались от руки, во многих казачьих станицах и хуторах ходили легенды, что именно где-то тут  он то ли жил, то ли останавливался вместе с казачьими отрядами во время Гражданской войны.
В Высшей школе экономики (ВШЭ) состоялась стратегическая сессия «Сотрудничество России и стран Африки в области высшего образования в меняющемся мире», в которой приняли участие министры высшего образования Республики Бурунди, Республики Мали, Республики Нигер и Гвинейской Республики.
Каналы о России глазами иностранцев множатся в интернете, собирая сотни тысяч подписчиков по всему миру. Видеоролики о российских городах, образе жизни, русской культуре и кухне смотрят и комментируют. Достаточно подписаться на двух-трёх таких блогеров, чтобы очень скоро понять, благодаря системе интернет-рекомендаций, как много молодых, образованных и любопытных иностранцев выбрали Россию для проживания.
Осенью 2023 года власти Латвии, которые уже давно пытаются выдавить русскоязычных жителей из страны, пригрозили, что заявления на выдачу вида на жительство россияне должны подать до 1 апреля 2024 года. После этой даты всех, у кого есть российский паспорт и кто не сделал этого, обещают депортировать из страны.
Российско-германское движение городов-партнёров не сведено на нет, хотя и сталкивается с серьёзными препятствиями, считает вице-президент общества «Россия – Германия», член правления Международной ассоциации «Породнённые города» Анатолий Блинов. Об этом он заявил в рамках российско-германского круглого стола, состоявшегося 26 марта 2024 г.
Школа в киргизской деревне Достук известна на всю округу благодаря российским учителям, которые в ней работают. Родители школьников из других посёлков нанимают автобус, чтобы их дети могли учиться у российских специалистов. Супруги Юсуповы из Башкирии преподают здесь географию и биологию.
Цветаева