Наталия Кетнере. Голубка Гуна

Унылую тишину церковного двора разорвал свист ивового прута. Удары от него пчелиными укусами плотно ложились на худенькое тело мальчугана лет десяти, но особенно доставалась рукам.

– Ай, мама, больно же ! – закричал мальчишка, стараясь увернуться от ударов, его глаза наполнились слезами, в них было столько обиды и досады. Он целый час потратил на рисунок голубки, которая должна была ожить на белой каменной стене церкви, но мать все испортила! От неожиданного удара рука дрогнула и, уголек, которым он медленно и старательно рисовал на стене, соскользнул, клюв голубки скривился. Красота и гармония исчезли, мальчуган зарыдал и облегченно вздохнул, когда увидел отца, который, прихрамывая и опираясь на костыль, входил во двор. Сын бросился к нему, уткнулся в подол его сутаны, которая впитала все запахи его повседневных дел. Ткань была в пятнах столярного клея, лампадного масла, чернил. Руки с желтыми ногтями пахли табаком, с трубкой отец практически не расставался.

– Луиза, зачем ты так! – отец с упреком сказал жене и, поглаживая светлые кудри сына, успокаивал, – Не плачь, Карлис, пойдем в дом, у нас сегодня гости !

– Балуешь ты его, ну куда это годится, все изрисовал в доме, теперь за стены церкви взялся! Церкви! – повторила Луиза и многозначительно воздела обе руки вверх, подняв взгляд к башенке церкви. Она была строгой и набожной, верила в легенды, которые сказывали, что эту самую старую церковь Латвии возвели вопреки бесовской силе. Сиссегальцы начали строить эту церковь еще в начале 13-го века, как символ свободы от поработивших их немцев, но все, что возводили за день, ночью рушилось. И так продолжалось до тех пор, пока в стены церкви толщиной почти два метра, не замуровали девственницу, с тех пор ночные проделки нечистой силы прекратились.

В отличие от своей супруги Фридрих Теодор Гун был человеком веселого нрава, служил пономарем и органистом в церкви и учил детей в приходской школе. В Сиссегал он приехал из Эстонии еще молодым человеком. По церковной почте в их деревню в Эстляндской губернии Российской империи пришла весть, что в Лифляндии ищут хорошего органиста, он написал прошение и его приняли. Здесь он женился на дочери местного корчмаря Луизе, которая родила ему четверых детей.

Фридрих переехал в Сиссегал вместе с родителями и с тех пор на родине он не бывал и сегодня он с радостью принимал дорогого гостя – проездом из Киева в родное имение в Хелленурме в Эстляндии ехал его соотечественник – Александр Миддендорф.

Простой пономарь Гун почел за честь принимать у себя барина, врача и уже ученого, хотя по годам еще совсем молодого человека. Александр заметил на стенах церкви удивительные рисунки и когда узнал, что это дело рук сына пономаря, решил помочь таланту. Миддендорф сказал родителям, что их сын должен обязательно учиться и он позаботится о том, чтобы Карл поступил в Петербургскую академию. Миддендорф сдержал свое слово... 

Это художественная интерпретация их первой встречи, а теперь только реальные факты.

Карл Гун прожил короткую, но очень насыщенную и интересную жизнь. Если проследить связующие нити, которые тянутся от имени Карла Гуна, то откроются удивительные исторические факты и  хитросплетения судеб, достойные многих романов. 

Можно начать с имени Александра Скуйе – он тоже родом из Сиссегале ( ныне Мадлиена, Огрского края Латвии), бедный крестьянский мальчик стал учителем в высших учебных учреждениях Петербурга, дослужился до дворянина. Он стал первым автором, который написал книгу для детей и юношества на русском языке «Рай Земной» о латышах, в том числе об отце Карла Гуна – органисте и учителе Фридрихе Гуне, который отдал педагогике 50 лет жизни. В декабре 1897 года Скуйе решился на отчаянный и смелый поступок – он отправил сборник своих рассказов в подарок императрице Александре Федоровне. На книге он сделал надпись по-немецки, поздравляя с Рождеством «её Величество, нашу всемилостивейшую Императрицу и Госпожу, нашу возлюбленную Мать страны». От «верноподданнейшего автора А. Скуйе».

Только в книге Скуйе есть описание факта встречи Гуна и Миддендорфа. В редких и очень давно изданных монографиях о К. Гуне нет ничего о детских годах художника. А как увлекательно и ярко можно было бы описать, как исследователь Сибири и вечной мерзлоты, потрясенный красотами ледяных долин, таежных сопок, озер и речек Cибири делает наброски фантастических рисунков и передает их в Петербург своему протеже. А в это время протеже – Карл Гун с нетерпением ждет петебургских газет, где пишут об экспедициях cтаршего друга и его подвигах. Например, когда в 1842 году Миддендорф отправился на полуостров Таймыр, но заболел, спутникам пришлось оставить его одного в пещере, без тепла, без еды. Он сумел продержаться 18 суток в условиях арктической зимы, питаясь заспиртованными экспонатами из собранной зооколлекции. Помогла ведь детская закалка! Но все же личность Александра Миддендорфа, как одного из основателей Русского географического общества, его путешествия и бесценный научный вклад – это отдельная тема. К сожалению, сейчас все реже имя Миддендорфа ставят в один ряд с великими русскими путешественниками.

В 1850 году Миддендорф был избран академиком кафедры зоологии Петербургской академии наук. В этом же году в столицу приезжает Карл Гун. Миддендорф, к тому времени уже известный этнограф, лингвист, антрополог, помогает Карлу не только материально, но и устраивает на работу в литографическую мастерскую Паппе при Академии наук. Гун начинает выполнять рисунки по естественной истории и посещает класс Академии художеств профессора П.В. Басина – исторического и религиозного живописца. В учебе Гун делает поразительные успехи – он получает 4 серебряные медали за рисунок и живопись. В 1860 году он получил малую золотую медаль за картину «Олимпийские игры».

А большую золотую медаль Гун получил в 1861 году за академическую программу «Свадьба Василия Темного». Вместе с Гуном над этой программой работали В.П. Верещагин, П.П. Чистяков, чьи работы также были отмечены золотыми медалями. Молодые живописцы продемонстрировали лучшие достижения академической школы, передали драматизм ситуации, историческую обстановку, детали интерьера и костюмы.

Это были многообещающие талантливые художники. Присвоение большой золотой медали давало право выпускнику Академии художеств на шестилетнее заграничное пенсионерство – пребывание за границей за казенный счет с целью усовершенствования мастерства, изучения памятников мирового искусства в подлинниках. Но прежде чем воспользоваться этим правом, Гун вместе с Верещагиным Василием Петровичем отправляются в г. Елабугу Вятской губернии. Не последнюю роль в выборе приглашенных сыграл И.И. Шишкин, посодействовавший в деле привлечения одаренных и талантливых художников. Цель поездки – работа над иконостасом церкви Покрова пресвятой Богородицы. Помимо основной работы – росписи иконостаса и заказных портретов, Гун, благодаря академической выучке, точности и тщательности врожденного педанта выполнил зарисовки народных типов, предметов быта, костюмов различных народов этого удивительного края. Гуна интересовало буквально все: детали костюмов, детали деревянных построек, подробности интерьера крестьянских изб, хозяйственные мелочи деревенского подворья. Благодаря Карлу Гуну сегодня можно изучать национальный костюм русских, татар, марийцев, удмуртов, чуваш, мордвы и других народов России, запечатленных художником в своем альбоме.

Рисунки Гуна вошли в роскошный альбом «Этнографическое описание народов России», изданный в 1862 году на французском языке. Альбом был издан Императорским Русским географическим обществом к тысячелетию Российского государства. Составителем стал немец Густав Теодор Паули (1817–1867), который привлек к работе над изданием крупнейших ученых и художников-иллюстраторов своего времени.

В Париж Карл Гун приехал в 1863 году, посетив по пути Лейпциг, Дрезден, Прагу и Мюнхен. В Париже он снял небольшую плохо освещенную квартирку на Монмартре с окном во двор. Жилье было такое холодное, что он ложился спать в одежде, но трудности его не пугали. Париж захватил молодого художника: выставки, музеи, художественные салоны – питательная почва для людей творчества.

Он часами рисует этюды, сидя на берегу Сены. Гун, конечно, грустит по дому, по родителям, и тщательно скрывает тоску по неразделенной любви. Он с юности был влюблен в жену своего друга Юлия Федера – Ольгу. Такой красивой, благородной и верной женщины в его жизни пока не встречалось. А тем временем по Парижу стремительно распространяются хвалебные отзывы о талантливом художнике. К нему зачастили дамы, чтобы заказать свой портрет или получить уроки рисования. Среди них была даже жена Наполеона III – Евгения. Но ни одна не смогла достучаться до его сердца. Но однажды в его квартиру на Монмартре пришла та самая женщина – роковая красотка, хотя уже не юная девица.

Это была Марко Вовчок, ее настоящее имя – Мария Вилинская, легендарная украинская поэтесса и писательница, русская по национальности родом из Елецкой губернии. Эта женщина, конечно, достойна отдельного повествования о ее творчестве, многочисленных романах и жестоких ударах судьбы. Под влияние ее чар попали такие великие личности как И. Тургенев, Н. Некрасов, А. Герцен, Н. Добролюбов. При содействии Тургенева произошло её знакомство с Львом Толстым и Жюлем Верном, труды которого она позже начнет переводить.

Но вернемся все же к Карлу Гуну. Марко Вовчок заинтересовалась Гуном, когда увидела его картины, а познакомившись с ним лично,была очарована его тонкими чертами лица и пронзительно-печальным взглядом, спокойным и добрым отношением.

– Я хочу заказать свой портрет, – сказала она художнику, – но я не хочу никаких рюшек, никаких декольте.

– Хорошо, – кивнул Гун, – а у вас есть черное бархатное платье?

Он обожал рисовать бархат, в котором так нежно играли оттенки, а рельеф ткани плавно обрисовывал линии женского силуэта.

– Только напишите меня так, чтобы я не казалось слишком полной, – попросила Вовчок, с печалью осознавая, что последнее время сильно прибавила в весе.

Бархатное платье ей одолжила подруга Александра Якоби, супруга Валерия Ивановича Якоби – еще одного художника-передвижника, который в Париже также был на «пенсии» после получения золотой медали Петербургской академии.

Портретом заказчица осталась довольна, особенно выразительными получились глаза – они как бы смотрели на зрителя, но одновременно были устремлены куда-то вдаль. Но одним портретом знакомство Вовчок и Гуна не ограничилось. Писательница продолжила приходить к Гуну, чтобы брать уроки живописи и ретуширования фотографий. Их дружба даже переросла в нечто большее. Две незаурядные личности дополняли друг друга, давали вдохновение один другому. Шестидесятые годы 19-го века стали для них самыми плодотворными в творчестве. Мария искренне радовалась, когда ее другу в 1867 году за картину «Варфоломеевская ночь» присвоили звание академика.

А с портретом Марко Вовчок кисти Карла Гуна произошла таинственная история. В 1864 году портрет писательницы был выставлен на одном из Парижских салонов, а потом вдруг без следа пропал. По одной из версий картину выкупила французская певица Полина Виардо, близкая подруга Ивана Тургенева. Она жутко ревновала, а в одном из писем так и написала презрительно – «эта толстая украинка Марко Вовчок». К ревности добавилась и досада. Она по просьбе П. Третьякова хотела заказать у Гуна портрет Тургенева, она была готова заплатить любые деньги, но художник был неумолим, он не хотел писать портрет Тургенева, боясь навлечь гнев своих соратников. Хотя Виардо и сама была непрочь попозировать Гуну. Что сделала Виардо с портретом ненавистной соперницы, навсегда осталось тайной, если, конечно, это она приложила руку к исчезновению одного из лучших портретов будущего академика Карла Гуна.

Наследник семейного архива Марко Вовчок Борис Борисович Лобач – Жученко, среди многих фотографий хранил и фотоснимок портрета. «Портрет Марко Вовчок сам Карл Гун считал одним из лучших», – написал он в своей книге о бабушке. 

Несколько слов о Б.Б. Лобач-Жученко. Его называют последним гардемарином России, он родился в 1899 году и четыре года не дожил до своего столетия. В 1913 году, выдержав огромный конкурс – 300 человек на место он поступил в Морской корпус Петербурга. Сын инженера-механика Тихоокеанской эскадры с детства мечтал о морских путешествиях, зачитывался книгами Жюля Верна, с которым была дружна его бабушка. За свою почти столетнюю жизнь Лобач-Жученко был не только гардемарином, но и летчиком, педагогом, яхтсменом, писателем. Он написал несколько книг о Марко Вовчок и ее дружбе с Тарасом Шевченко, который, по сути, был главной ее любовью, ее духовным отцом, а она для него музой, которой он посвятил несколько произведений.

Знаментальна и первая встреча Карла Гуна и Тараса Шевченко. Она произошла в 1861 году, когда Карл закончил учебу у профессора Петра Басина. Он был очень требовательным к своим ученикам, но высоко оценил дипломную работу Гуна и считал его достойным последователем Карла Брюллова. Но чтобы еще раз в этом убедиться и получить оценку еще одного специалиста – академика Тараса Шевченко, он пригласил его в свою мастерскую.

– Когда он вошел, я от волнения ничего даже не запомнил, что мне говорил этот легендарный человек со лбом Сократа и печальными глазами, – делился потом воспоминаниями Карл Гун своему другу Юлию Федеру, за которого вышла замуж его «первая любовь» Ольга.

И как потом рассказывали свидетели той встречи, Шевченко очень хвалил Гуна и рекомендовал ему больше заниматься портретом. По удивительной метаморфозе судьбы лучшей моделью для портретного искусства Гуна стала любимая подруга «Кобзаря»

26 февраля 1861 года умер Тарас Шевченко. Студенты Петербургской академии вышли на демонстрацию, чтобы была исполнена воля писателя и художника, быть похороненым на родной земле. Среди студентов был и Карл Гун, который был так потрясен этим событием, что приказал Ю. Федеру, что если он умрет вдалеке от родины, то пусть тот его похоронит в родном Сиссегалле (Мадлиене).

Карл Гун умер в возрасте 47 лет в Давосе от чахотки. Всего лишь за два года до смерти он женился на дочери архитектора Аничкового дворца И.Монигетти – Вере Ипполитовне Монигетти, с которой познакомился, когда расписывал плафон над главной лестницей дворца. Одно лето он с женой провел в родном краю. Он умер, так и не оставив наследников, мало сведений о его учениках. 

Но все же Гун оставил богатейшее художественное наследие, его картины сейчас разбросаны по всему миру и хранятся в Латвийском национальном музее, Третьяковской галерее, Русском музее, частных коллекциях. Одна из его работ – роспись плафона в церкви Мадлиены над алтарем. Голубка, раскинув широко крылья, теперь вечно порхает под сводами церкви, где Карл Гун родился, вырос и похоронен.