В воскресенье в Санкт-Петербурге отмечали 80-летие со дня возвращения в Ленинград ледокола «Красин», завершения легендарной истории спасения членов арктической экспедиции Умберто Нобиле. 5 октября 1928 года ледокол пришвартовался на набережной лейтенанта Шмидта, где его встречала огромная восторженная толпа.

Идею достичь Северного полюса на дирижабле полужёсткого типа выдвинул знаменитый норвежский полярный исследователь Руаль Амундсен после того, как он не сумел пробиться к заветной цели на двух гидропланах в 1925 году. В 1926 году экспедиция на дирижабле «Норге» («Норвегия») во главе с Амундсеном и при участии конструктора дирижабля Умберто Нобиле достигла Северного полюса. Однако затем в результате размолвки Амундсена и Нобиле, перешедшей в откровенную вражду, итальянец решил повторить экспедицию самостоятельно. Вторую арктическую экспедицию, на этот раз уже почти полностью итальянскую, Нобиле предпринял в 1928 году на дирижабле «Италия». Он  стартовал со Шпицбергена и достиг полюса в запланированное время. Там с дирижабля были сброшены итальянский флаг, флаг города Милана, финансировавшего экспедицию, и дубовый крест, освящённый папой Пием XI, однако погода не позволила произвести запланированную высадку исследовательской партии. На обратном пути связь с дирижаблем прервалась. 25 мая из-за обледенения внешней оболочки в районе Земли Франца-Иосифа дирижабль прижался к земле и разбился. Из 16 членов экипажа уцелели девять аэронавтов – один погиб при падении, ещё шестеро были унесены с повреждённым дирижаблем и погибли. У самого Нобиле оказались сломаны рука и нога. При столкновении с землёй из дирижабля выпала часть запасов: продукты, а также радиопередатчик и знаменитая «аварийная» красная палатка. Вскоре группа разделилась – трое человек во главе со шведским геофизиком Ф. Мальмгреном (впоследствии скончавшимся) отправилась в сторону Шпицбергена в надежде на помощь промысловиков. Когда 3 июня 1928 года молодым советским радиолюбителем Николаем Шмидтом случайно были пойманы в эфире слабые сигналы SOS, на спасение были посланы корабли сразу из нескольких стран, в том числе из Советского Союза. Мир охватила «спасательная» лихорадка. Даже Амундсен, забыв о личных счётах, вылетел на поиски экспедиции (как известно, вылет 18 июля в поисках команды Нобиле стал последним в его жизни – самолёт потерпел крушение в Баренцовом море, и Амундсен погиб). В Арктике развернулась беспрецедентная по масштабам спасательная международная операция, в которой приняли участие около полутора тысяч человек.  

11 июня, после обращения итальянского правительства, было отдано распоряжение о подготовке к спасательной экспедиции ледокола «Красин», а уже 16 июня он отдал швартовы. В начале июля советский ледокол приблизился к лагерю Нобиле. 12 июля на борт были подняты члены группы погибшего к тому времени Мальмгрена – итальянские офицеры Цаппи и Мариано, вечером того же дня были спасены пятеро членов команды из основного лагеря, но главы экспедиции с ними не было. Ещё 23 июня раненого Нобиле вывез шведский лётчик Эйнар Лундборг, однако при возвращении к терпящей бедствие экспедиции, заходя на посадку, его самолёт потерпел аварию, и затем пришлось спасать уже самого Лундборга.

Наверное, как и в любом ярком и знаковом событии своего времени, в истории экспедиции Нобиле и её спасения сплелось много нитей, которые характеризуют ту эпоху, в этом она – при всём внешнем сходстве – порой разительно отличается от нашей.

Конечно, международную спасательную экспедицию, к которой приковано внимание международной общественности, легко представить и в наше время. Сотрудничество бывших врагов и координация международных усилий – всё это есть и теперь, примеров тому немало. Но серьёзны и различия. В более экзальтированные 20-е за открытиями на Севере следили с гораздо большим вниманием, чем сейчас, и герои научных экспедиций становились настоящими народными любимцами. Главными героями поколения становились первопроходцы и испытатели, в которых более всего ценились мужество и верность долгу, в конечном счёте, они давали идеал мужчины того века. Главное, что изменилось: теперь арктические исследования не несут на себе никакого налёта романтизма, а являются лишь частью многолетних исследовательских программ, руководят которыми не энтузиасты-мечтатели, а чиновники. Арктика, некогда бередившая умы и распалявшая амбиции, теперь лежит у наших ног и способна разве что ненадолго привлечь наше пресыщенное внимание, да и то главным образом в связи с изменением климата.

И если сейчас глава экспедиции будет вывезен первым, в то время как его товарищи будут по-прежнему оставаться отрезанными от «большой земли», вряд ли это станет для него таким же позором, как для Нобиле, от которого он вынужден был отмываться всю оставшуюся жизнь, – ему пришлось даже уехать из Италии. Во-первых, такую «отрезанность» в наше время просто сложно представить – земной шар действительно стал меньше и доступнее. Во-вторых, поступок начальника экспедиции, скорее всего, обсуждался бы только в узких кругах специалистов, широкую общественность это вряд ли бы заинтересовало.

Трудно представить, чтобы сегодня в Санкт-Петербурге «Красина» приветствовали бы тысячи людей, при заходе в порт ледокол сопровождал бы эскорт военных кораблей, а над его палубой пролетали самолёты. Но тогда для Советской республики, так нуждавшейся в международном признании, хотя бы даже и в такой «популярной» форме, возвращение ледокола стало подлинным триумфом. По свидетельству члена экспедиции Нобиле чешского физика Бегоунека, «весь  мир порицал  итальянское правительство и восхищался благородством русских. Хотя советские полярники по отношению к потерпевшим катастрофу и являлись иностранцами, они были полны решимости искать обломки "Италии", тогда как соотечественники пропавших без вести и пальцем не хотели пошевелить».

Многое в этой истории при взгляде из современности кажется удивительным. Стоит, к примеру, вспомнить о том, что в Италии экспедиции Нобиле придавали большое значение, надеясь, что он сможет открыть какой-нибудь клочок суши, который будет закреплён за итальянским народом. Арктические претензии Италии могут казаться несколько странными и даже карикатурными, однако в самом Итальянском королевстве к этому, судя по всему, относились достаточно серьёзно. Во всяком случае, после первой успешной экспедиции Муссолини произвел Нобиле в генералы и почётные члены правящей фашистской партии, а в фашистской прессе появлялись сообщения о намерениях правительства Муссолини аннексировать Землю Франца-Иосифа.

Сейчас тот период исследования Арктики кажется романтической эпохой. Даже несуразности вроде итальянских арктических претензий объяснялись иррациональным стремлением к вершине Земли, к которому хотело быть сопричастным фашистское государство. Достижения на пути к полюсу заставляли тогда ликовать народы, а операция по спасению героев-первопроходцев становилась не менее героическим и драматическим действом, за которым следил весь мир.

Сейчас об этом полезно вспомнить. История исследования Арктики – одна из тех тем, которые наряду с освоением космоса являются неоспоримым положительным наследием советской эпохи. Это то, чем мы не можем не гордиться, иначе и быть не может: достаточно взглянуть на верхнюю часть карты Советского Союза или современной России. О русском народе можно сказать много вещей нелицеприятных, однако одно несомненно: мы – великая «географическая» нация.

Нынешняя «борьба за Арктику» не может обойти нас стороной – мы обречены в ней участвовать. Нам только стоит помнить о том, что для России в этой борьбе – не просто сражения за шельф и все подводные богатства, не только «шкурный» интерес. При всей кажущейся прагматичности действий наших политиков, в действительности они – заложники школьных уроков истории и географии, того не до конца рационализируемого образа нашей истории и страны, который заложен в нас с детства. На самом деле – и это, возможно, важнее реальных богатств шельфа – Арктика уже наша, наши предки одушевили её для нас. Теперь это не просто вода и лёд, а часть нашей истории и нашей Земли.