– Надежда фон Мекк – моя «урмудер» (oermoeder), это специальное слово, означающее прямое родство по женской линии через пять поколений, – объясняет Надя Виллемс. – Я – Надежда Йоханна Мария Виллемс-Радсен, потом моя мама – moeder – Елизабет Йоханна Либертине Радсен-Тилениус Краутхофф, затем бабушка – grootmoeder – Йоханна Мария Бссе Ван дер Борх тот Верволде, прабабушка – overgrootmoeder – Хелена Мария фон Лёвис оф Менар, прапрабабушка – betovergrootmoeder – Лидия фон Мекк и прапрапрабабушка – oermoeder – Надежда фон Мекк. Меня назвали в её честь.

– Да, дочь Лидии вышла замуж за нидерландского барона Ван дер Борх тот Верволде, они жили в замке Ворден. Моя мама родилась в этом замке. Больше он не принадлежит нашей семье. Мой старый дядя его продал, поскольку не мог содержать.

Я, кстати, тоже сейчас читаю переписку Надежды фон Мекк и Чайковского в переводе на голландский. Эта книга всю жизнь стояла у нас дома, но раньше я в неё не заглядывала.

– Я с детства знала, что меня назвали в её честь и что она была очень богата. И, конечно, когда я была ребенком, я трепетала при виде красивых нарядов того времени, и для меня, как и для двух моих младших сестёр, это открывало мир прекрасных фантазий. Мама говорила нам, что если бы не русская революция, мы были бы принцессами. Но, конечно, я ничего не знала о том, что она поддерживала Чайковского. Это произошло много позже. Было очень удивительно, но не более того. Возможно, в России этому придают большее значение, ведь это часть истории русской культуры.

Надежда Филаретовна Фроловская (1831–1894), дочь мелкого провинциального помещика, вышла замуж в 15 лет за скромного железнодорожного инженера, происходившего из старинного дворянского рода фон Мекков. Когда супруг оставил государственную службу и начал частное строительство железных дорог, она помогала ему, взяв на себя деловую переписку, и воспитывала одиннадцать из восемнадцати выживших детей. Через 15 лет тяжёлой работы Карл фон Мекк стал железнодорожным магнатом. Он умер в 1876 г., оставив супруге миллионное состояние. 

В декабре этого же года Петр Ильич Чайковский получил первое письмо от незнакомки, выражавшей восхищение его музыкой и предлагавшей щедрое вознаграждение за выполнение музыкального заказа. К тому времени Чайковский был профессором Московской консерватории, автором трёх симфоний, трёх опер, балета, квартета, увертюры «Ромео и Джульетта», симфонических фантазий, концертных и камерных сочинений, но продолжал испытывать материальные затруднения и имел большие долги. Чайковский ответил, быстро выполнив заказ. Так началась оживлённая переписка, официальный тон которой быстро сменился дружеским и исполненным деликатного и внимательного участия близких людей. 

Однако по желанию Надежды Филаретовны они избегали личной встречи. «...Мне кажется, что ведь не одни отношения делают людей близкими, а ещё более – сходство взглядов, одинаковые способности чувств и тождественность симпатий, так что можно быть близким, будучи очень далеким, – писала Надежда Филаретовна в письме к Чайковскому от 7 марта 1877 г. – <...> я предпочитаю вдали думать об Вас, слышать Вас в Вашей музыке и в ней чувствовать с Вами заодно». В письмах они так и называли друг друга «мой близкий знакомый-незнакомый друг».

Надежда фон Мекк определила Чайковскому «бюджетную сумму» – 6000 рублей в год, –позволившую ему уйти из Консерватории и всецело предаться творчеству. Эти деньги аккуратно выплачивались до 1890 г., когда финансовые дела фон Мекк пришли в упадок.

В ответ на сообщение о прекращении выплат, заканчивавшееся словами «вспоминайте обо мне иногда», Чайковский пишет 22 сентября 1890 г. : «...Я рад, что именно теперь, когда уже Вы не можете делиться со мной Вашими средствами, я могу во всей силе высказать мою безграничную, горячую, совершенно не поддающуюся словесному выражению благодарность. Вы, вероятно, и сами не подозреваете всю неизмеримость благодеяния Вашего! Иначе Вам бы не пришло в голову, что теперь, когда Вы стали бедны, я буду вспоминать о Вас иногда!!! Без всякого преувеличения я могу сказать, что я Вас не забывал и не забуду никогда и ни на единую минуту, ибо мысль моя, когда я думаю о себе, всегда и неизбежно наталкивается на Вас.

Тем не менее их переписка прекратилась. Через три года в зените славы Чайковский, заразившись холерой, умирает. Спустя три месяца в Ницце умерла от чахотки и Надежда Филаретовна фон Мекк.

– Я вообще не большая любительница классической музыки, – говорит Надя Виллемс. – Конечно, мама водила нас на балет «Щелкунчик», но тогда я не знала, что между Чайковским и историей нашей семьи есть какая-то связь. Я вообще никогда не знаю, какого композитора я слышу, и мне это не мешает наслаждаться музыкой. Обычно я слушаю «Авторадио» или «Классик-ФМ», но больше всего мне нравится, когда звучит фортепиано соло или его сопровождает один или два инструмента, не больше, чтобы не утонуть в звуках. Очень люблю популярную музыку, что-нибудь в духе Eagles. Когда я жила в Испании, с удовольствием слушала Хулио Иглесиаса. Мне нравится темперамент испанской музыки.

– В детстве меня учили играть на блок-флейте и фортепиано. Но я оказалась совершенно немузыкальной и плохо читала ноты. Мне приходилось много заниматься и зубрить, но толку не было. У моих родителей был очень красивый рояль, и каждый вечер к нам приходила соседка играть на нём. Она играла очень хорошо. В это время я уже лежала в постели и засыпала под музыку. Мне было жаль, что сама я никак не могла этому научиться.

Я пыталась научить игре на фортепиано свою дочь, когда она была маленькой.  Но её учительница была слишком нацелена на результат. Так что через год, когда дочка уже чуть не плакала на уроках, мы прекратили занятия. Сын, насмотревшись на сестру, сразу сказал, что ни за что не будет учиться музыке.

– Я училась в Академии искусств в Энсхеде и много лет работала в своей студии фотографии, снимая на заказ, – продолжает Надя. – Из-за кризиса дела пошли хуже, и я занялась творческими проектами.

Не так давно я закончила фотопроект «Надежда» – в память о моей русской прапрапрабабушке. Мне было интересно понять свои корни, увидеть их и показать через фотографию. К сожалению, портрет Надежды фон Мекк кисти какого-нибудь известного художника найти не удалось. Может быть, таковой и существует, но хранится в чьей-то частной коллекции, узнать об этом не так просто. Есть только чёрно-белое фото. А поскольку проект я задумала как серию портретов, я разыскивала картины того времени, на которых были бы дамы в красивых нарядах и украшениях. Я фотографировала их, а затем воссоздавала, снимая своих современниц в костюмах и украшениях, которые делала сама из того, что удавалось найти в антикварных магазинах. 

Но мне хотелось не только как можно точнее воссоздать русские женские образы XIX века, но заложить в свои работы послание из времени моего детства. Я росла в 80-е, была «холодная война», и здесь, на Западе, мы считали, что для русских джинсы – это символ свободы. Поэтому на моих портретах под прозрачными юбками можно разглядеть джинсы.

– У меня несколько проектов. В серии коллажей «Эмоции» я пытаюсь исследовать эмоции, через которые рождается что-то новое. Есть серия «Wrapped and thrown away»: на газетах лежат вещи на выброс – то, что обычно, и то, что выбрасывать не стоило бы. (На некоторых коллажах на мятых газетах лежат распятие, младенец и пачка купюр. – Прим. авт.)

В серии «Воспоминания» – фотографии моей собственной юности, ставшие воспоминанием, в котором что-то ты видишь очень отчётливо, а от чего-то помнишь только цвет или запах. Этого эффекта размытости и постепенного исчезновения я добивалась с помощью воды, как будто ты видишь это сквозь струящуюся, текущую, капающую или неподвижную воду.  

Впрочем, заниматься всем этим я могу только благодаря моему мужу.  Он финансист – и очень помогает мне в решении всех практических вопросов, всегда поддерживает меня и мои проекты. Он – моя Надежда! (Смеётся.)

– Мои дети всегда были для меня своего рода подопытными кроликами. (Смеётся.) Особенно моя дочь, потому что я чаще фотографировала женщин. В прошлом году она закончила школу, сейчас у неё промежуточный год перед поступлением в институт, и она учится в одной из старших школ Калифорнии, чтобы улучшить свой английский, познакомиться с другой культурой и посмотреть на мир другими глазами. Амбер хочет стать арт-терапевтом, помогать людям с психическими проблемами с помощью искусства. Она очень красиво рисует и вообще очень креативная.

А сын Тайм, когда был маленьким, очень ревновал, когда я фотографировала других детей. Сейчас ему 14, он любит только такую музыку: «Бум! Бум! Бум! Бум!»  И что я делаю, его совершенно не интересует. Пубертатный период, ничего не поделаешь! (Смеётся.)

– Готовить, пробовать новые рецепты и угощать гостей. Но это не значит, что я готова стоять у плиты часами. Когда-нибудь я испеку русские блины в память о моих русских корнях. (Смеётся.) И я очень люблю сервировать праздничный стол. Мама передала мне часть большого фамильного сервиза на 60 персон и столовое серебро с фамильным гербом баронов ван дер Борх тот Верволде, унаследованные от дедушки и поделенные между всеми детьми. Это очень красиво, я обожаю всем этим пользоваться.

А ещё я очень люблю путешествовать. Например, два года назад мы с мужем были в Марракеше, и это совершенно другой мир! В Испании я прошла по пути Сантьяго (Путь пилигримов к могиле апостола Иакова в Сантьяго-де-Компостела. – Прим. авт.). Это был удивительный опыт возвращения к себе, к духовным основам жизни, к понимаю того, что важно на самом деле. Однажды я обязательно поеду в Россию. (Смеётся.) Мои родители бывали в Санкт-Петербурге. Был ноябрь, лежал снег, и мама сказала, что это была волшебная зимняя сказка, только очень скользко. 

– Я хочу показать неприглядную сторону социальных медиа. Если ты не можешь сказать людям ничего конструктивного и взаимодействовать с ними уважительно, просто ничего не публикуй, это поможет сделать мир лучше. А ещё я бы хотела сделать что-то связанное с русской иконой. На русской иконе всегда очень красивые и в то же время сильные образы. Мне бы хотелось попробовать воссоздать эти образы в фотографии.