30 сентября исполняется 125 лет со дня рождения Отто Юльевича Шмидта, с чьим именем когда-то не только в нашей стране, но и во всём мире связывали освоение суровой и непреклонной Арктики.

Сегодня Шмидта вспоминают редко, да и то потому, что именно он возглавлял экспедицию, отправившуюся в 1933 году на «Челюскине» через весь Ледовитый океан. В самом конце пути пароход угодил в ледяную ловушку и после долгих пятимесячных злоключений затонул. Но люди успели высадиться на льдину, и затем их самолётами вывезли на «большую землю». За эпопеей «челюскинцев» тогда следил весь мир, и удачное их спасение вызвало всеобщую и искреннюю радость.


Это событие запомнилось ещё и потому, что лётчики, участвовавшие в беспрецедентной спасательной операции, стали первыми Героями Советского Союза. Да и сам Отто Юльевич, читавший для согрева соратников лекции по философии и получивший «только» орден Ленина, вошёл в каждый советский дом. Его портреты с огромной дед-морозовской бородой печатали в газетах чаще прочих, а сам он постоянно и горячо выступал по радио. Одним словом, событие было неординарное и позитивное, и только самые наблюдательные, вроде Бернарда Шоу, не упустили из виду, что за финальным ликованием скрывалась большая неудача.

Читайте также: Цена Звезды Героя

Вообще-то история «Челюскина», в которой хватало авантюры и недомыслия, подтвердила очевидное: на обычном корабле Северный Ледовитый океан не переплыть. И обойтись малыми средствами в Арктике тоже не получится. Для её освоения понадобятся мощные ледоколы, полярная авиация, хорошая метеослужба и многое-многое другое, чего тогда у страны не было. И после такой «подсказки» государство наконец-то перестало дешевить и принялось по-настоящему вкладываться в Север.


Если в 1933 году на полярные программы было выделено 18 миллионов рублей, то в 1937 году – 400 миллионов. Общая сумма затрат составила почти миллиард рублей, и, как показала нагрянувшая вскоре война, всё это оказалось не зря. Ведь с Тихого океана по Северному пути проходили наши военные корабли и поступала некоторая часть ленд-лизовских грузов, столь необходимых и для промышленности, и для воюющей армии. И выходит, что фиаско с «Челюскиным» оказалось весьма полезным не только в пропагандистском, но и практическом плане. Впрочем, полярная биография Шмидта этим происшествием отнюдь не исчерпывается и включает немало настоящих достижений, о которых мы почти ничего не знаем. Как не знаем и того, что на Севере он оказался почти «случайно».


В самом деле! Как мог известный математик, активный чиновник Наркомата продовольствия, реформатор системы школьного образования и, наконец, главный редактор первой по счёту Большой советской энциклопедии оказаться на Севере? Можно сколь угодно размышлять о превратностях судьбы, но ответ весьма неожиданный: как и в случае с «Челюскиным», Шмидту помогла беда. А именно – туберкулёз лёгких.

Вспыхнувшую в юности болезнь удалось как-то залечить, но временами, раз в десять лет, она вновь заявляла о себе. Во время очередного обострения Шмидта направили в Австрию, где он лечился чистым горным воздухом, а между делом окончил школу альпинистов. И когда в 1928 году в кремлёвских кабинетах решили разведать южные границы, проходившие по ещё неизведанному Памиру, советско-германскую экспедицию возглавил именно Отто Юльевич.

На высоте он оказался не только пытливым учёным, хорошим спортсменом и отличным товарищем, но ещё и умелым руководителем. Ведь натуральные немцы не смогли даже забраться на азиатские вершины, зато русские под началом «своего» немца умудрились тщательно изучить их и даже придумать им названия: пик Дзержинского, Свердлова, Ленина. Упорство и азарт Шмидта были очевидны, и когда в Кремле обратили взор уже на Север, то один из участников экспедиции, занимавший в правительстве значимый пост, рекомендовал именно его.


В 1920–30-е годы в советской России хватало опытных полярников, таких как Владимир Юльевич Визе и Рудольф Лазаревич Самойлович. Но почти все они с точки зрения властей для руководства ответственным делом не годились: то происхождение у них отнюдь не трудовое, то политические взгляды какие-то сомнительные. Зато Шмидт подходил по всем статьям. В 1919 году он стал членом партии большевиков. Его хорошо знали в советском правительстве, где он верой и правдой трудился с 1918 года. Наконец, за ясность ума и умение быстро вникнуть в любое дело его ценил сам Ленин. И всё это имело значение, так как первая экспедиция Отто Юльевича имела чисто политическое значение: нужно было раньше норвежцев или кого-нибудь ещё заявить права на Землю Франца-Иосифа.

В 1929 году Шмидт на ледокольном пароходе «Седов» достиг далёкого архипелага, основал там геофизическую обсерваторию, и с тех пор безлюдная земля стала русской. В следующем году состоялась ещё одна экспедиция, в ходе которой были открыты ранее неизвестные острова. А в 1932 году новоявленный полярник на ледоколе «Александр Сибиряков» за одну навигацию прошёл от Архангельска до Берингова пролива и тем самым положил начало регулярным плаваниям по Северному морскому пути.



Впрочем, среди всех этих административных хлопот наибольший интерес у Отто Юльевича вызывали научные исследования Арктики. Они стали его заветной мечтой, ради которой он был готов вновь, как и в 1933 году, пойти на отчаянный подвиг. Правда, на этот раз рисковать ему лично запретили категорически. И на дрейфующую научную станцию «Северный полюс – 1» отправилась группа специалистов во главе с Иваном Дмитриевичем Папаниным.


Именно за организацию этой экспедиции Шмидт летом 1937 года получил свою самую высокую награду – Золотую Звезду за № 35. Однако в народной памяти это событие не отложилось: вся слава досталась тем, кто 9 месяцев дрейфовал по холодным водам и кого пришлось спасать почти так же, как четырьмя годами ранее  – «челюскинцев». К тому же в 1938 году Шмидт как-то слишком «тихо» ушёл из Главсевморпути и вообще навсегда расстался с Арктикой, уступив место Папанину. И всё потому, что увлёкшись дрейфующей станцией, Отто Юльевич совершенно позабыл о главной своей обязанности – обеспечивать навигацию на Севере. Ведь осенью 1937 года почти все корабли, в том числе иностранные, попали в ледяной плен и многие ушли на дно…

Надо заметить, что пренебрежение к административной работе, формальностям и чиновничьему «политесу» не раз доводило Шмидта до «опалы». В начале 1920-х годов он занимался созданием системы техникумов и наводил порядок в школьном образовании, которое едва не рухнуло под напором безумных экспериментаторов.

Занимался он и реформой вузовской системы, участвуя в разработке новых учебников и создании нормальных условий работы для преподавателей, а также в подготовке новых поколений учёных. Кстати, именно Шмидт ввел в обиход слово «аспирант».

Однако во время дискуссии о том, чему же учить молодёжь, Шмидт не уступил Луначарскому и Крупской, которые были сторонниками политехнического образования. В результате из образования ему пришлось уйти и заняться изданием Большой советской энциклопедии, которую он считал делом всей жизни.


Ещё раз слишком энергичный и совсем не дипломатичный Шмидт «погорел» в 1942 году. После суровой Арктики он оказался в Академии наук СССР в должности вице-президента. Ещё до войны он начал создавать новые институты, открывать кафедры и помогать учёным, обращая внимание на их труд, а не партийность и тому подобные «моменты». Когда же началась война, он взвалил на себя все обязанности по поддержанию в Академии наук рабочего режима. Это была прямая обязанность президента, но Комаров вместо Казани, куда эвакуировали Академию, уехал в Свердловск и занялся там своим лечением. Когда же в начале 1942 года Шмидт предложил ему на утверждение перспективный план работы для Академии, он пожаловался Сталину, что его пытаются отодвинуть в сторону…


Вряд ли Шмидт переживал из-за своих «падений». В нём всегда, с подростковых лет и до самой кончины, наступление которой ускорил туберкулёз горла, была жажда знаний. Благодаря этой жажде он ещё в ранней юности в совершенстве овладел математикой, а будучи студентом, занялся разработкой теории групп и достиг таких успехов, что сразу же получил признание старших коллег и место приват-доцента в Киевском университете.

В 1917 года из университета он ушёл и погрузился в, казалось бы, далёкие от математики сферы. Но под рукой у него всегда была толстая тетрадь, в которой он рассчитывал то эмиссию денежной массы в стране, только что пережившей Гражданскую войну, то место залегания рудного массива в районе Курской магнитной аномалии, то вероятность захвата в системе трёх гравитирующих тел галактического масштаба.

С каждым годом его интересы только ширились, охватили географию, геофизику, астрономию, но оставались исключительно научными и продвигали его к тому, что он считал самым важным, – к постижению законов происхождения Вселенной.

Впрочем, помимо этого была у Шмидта ещё одна страсть, мешавшая ему заниматься карьерой и добыванием земных благ, – общение. Речь, конечно же, идёт о том общении, которое помогало и самому Шмидту, и его собеседнику добраться до сути проблемы, приблизиться к истине. Возраст, происхождение, чины, статусы не имели здесь никакого значения. Только желание увидеть, понять и постичь. И потому Отто Юльевич отвечал на бесчисленные письма не только маститых учёных, но и провинциальных студентов и совсем юных пионеров, многие из которых и продолжат главное дело его жизни.