Вологодское село Ферапонтово, известное монастырём и фресками Дионисия, в округе называют деревней художников. Более тридцати живописцев – реалистов, абстракционистов, графиков и гончаров – живут сегодня в Ферапонтове и окрестностях. И у каждого был свой путь к Дионисию. 

Ферапонтово прославили москвичи. В конце XIV века инок Ферапонт основал здесь обитель, а спустя сто с лишним лет московский иконописец Дионисий с сыновьями расписали стены каменного собора Рождества Богородицы по заказу настоятеля. 

Спустя века фрески были признаны уникальными и причислены к всемирному наследию ЮНЕСКО. Современным художникам, среди которых тоже москвичей хватает, заказов в Ферапонтово не уготовано, но они едут сюда со всех концов России, несмотря на скверную дорогу. И нередко оседают на годы – представители столичной богемы обзаводятся домом и валенками, становятся местными жителями или дачниками. К затворничеству это «ферапонтовское сидение» отношения не имеет, написанные здесь картины разлетаются по выставкам и аукционам.  

Некоторые из них чуть не ежедневно ходят в гости к Дионисию (любоваться на фрески) как на молитву и многократно обошли с этюдниками окрестные леса, холмы и деревушки. Другие, напротив, от всемирной дионисьевской славы не в восторге – мол, шумно здесь от туристов, суетно, работать мешают. Но те и другие в беседе с журналистом «Русского мира» признались, что ощущают в этих местах нечто особенное. «Здесь месторождение творческой энергии, – сформулировал один из ферапонтовских художников. – Вот как нефтяные месторождения бывают». И Дионисию, судя по всему, первому удалось выкопать здесь скважину.

Первую волну «нашествия» художников в Ферапонтово относят к 70-м годам прошлого века, когда фрески стали обретать известность в кругах интеллигенции. Ехали прикоснуться к вечному или на этюды, проникались особой аурой местности – и спустя годы сами удивлялись, как быстро удавалось договориться с местными жителями о покупке домика в деревне или поблизости. В те годы Ферапонтово и соседний Кириллов, знаменитый Кирилло-Белозерским монастырем, ещё не были туристическим оазисом, и избы зачастую отдавали за бесценок. Взятых на этюдное житьё «командировочных» хватало, чтобы вдвоём-втроём вскладчину стать ферапонтовскими домовладельцами.

Известный вологодский живописец Владислав Сергеев, мастер гравюры и первый иллюстратор стихотворных сборников Николая Рубцова, купил дом на Цыпиной горе в 4 километрах от Ферапонтова. Шел с этюдником подмышкой, а тут табличка на доме – «Продаётся». Заглянул в избу интереса ради и обмер: каждое окно – как картина в раме, монастырь как на ладони, завораживающая. 

Вскоре в соседних домах поселились сплошь художники и писатели. Топора не у кого попросить, зато если зеленая краска закончилась (в особенности у пейзажистов она быстро уходит) – найдётся в любой избе. В доме Сергеева бывали живые классики СССР и России – от Рубцова и Хиля до министра культуры. Приехали к Дионисию, заглянули к Сергееву – обычное дело. Владислав Сергеев до сих пор проводит на Цыпиной горе восемь месяцев в году.

Ферапонтовские художники живут между собой дружно, но в «могучую кучку» не сливаются – слишком разные по возрасту и направлению. Вместе с тем каждый август в Музее фресок Дионисия открываются их сборные выставки невероятной пестроты. 

Вологодский абстракционист Александр Пестерев (работы в собраниях российских и зарубежных музеев), пожалуй, единственный из местных художников, кто приехал в Ферапонтово не по своей воле. Жену пригласили работать в музей фресок – снялись и поехали. Говорит, сначала не понравилось («слишком много экзальтированных людей сюда приезжало, а мне трудно с такими»), потом смирился. А теперь считает Ферапонтово своим домом. Выстроил дом на озере, на втором этаже разместил просторную мастерскую.

– Летом здесь много людей живёт, художников много, а зимой деревня словно вымирает, – рассказывает он. – В том краю, где мы живём, вечером – тёмная улица, кой-где огонёк блеснёт. 

По законам если не творческим, то экономическим рано или поздно в Ферапонтове должен был открыться магазин для художников. Но он всё не открывается, и кроме нехитрого набора продуктов питания да текстиля в здешних сельпо ничего не купишь. 

– Рядом городок Кириллов, но и там мало чего купишь, – говорит Пестерев. – Ездим в Вологду, а по-серьёзному пополняю запасы в Москве. Но к творчеству всё это имеет мало отношения. Что художнику нужно? Холст и лампочку, чтобы она на него светила. А в этом смысле какая разница – Ферапонтово или Париж.   

Живописец Евгений Соколов в Ферапонтове – главный продолжатель дионисьевской линии в искусстве. Много лет он бьётся над разгадкой цветовой гаммы, использованной иконописцем. И не он один. Повторить «колор» Дионисия в точности ещё никому не удалось – вроде бы писал он голубым да коричневым. Но у него и голубой – не голубой, и коричневый – не коричневый. 

Бросившего город и поселившегося в селе Ферапонтово Евгения Соколова однажды осенило – раз краски Дионисий с сыновьями делали сами, то значит, разгадка цвета в ферапонтовских камнях. А камни, к счастью, с веками меняются мало. Для художника Соколова настало время собирать камни – собирает в поле и на берегу озера, растирает древним способом, смешивает пигменты (нашёл их более трехсот). И Дионисий уже проглядывает из некоторых цветосочетаний. 

– Это сейчас асфальт в Ферапонтове положили и музей открыли, а раньше один дядька-сторож сидел, – вспоминает художник. – Я поначалу на фрески насмотреться не мог, некоторые пытался  копировать, проникая в их суть. Просил сторожа запереть меня на ночь – он уходит, замок снаружи вешал, а я работал. 

– Понятно, зачем сюда художники приезжают:  места-то красивейшие – реки, озера, холмы, старинные монастыри. У нас, гончаров, всё не так очевидно, – говорит Сергей Феньвеши, который много лет назад нашёл себя в чернолощёной кирилловской керамике и с тех пор крутит на гончарном круге и обжигает только такую посуду. 

Когда-то приехал в Кириллов подзаработать – поселили в монастырской келье, изделия продавал туристам. И понял, что обрёл здесь то, что искал. Когда келью попросили освободить, поселился в деревенском домике в 15 километрах от Ферапонтова. 

– Пропадал там большую половину года, в городе почти не появлялся, – говорит мастер. – Жена устала от такой жизни: то меня нет, то приезжаю грязный от глины и пропахший едкий дымом – чернолощёную керамику обжигают на дощечках. Мы разошлись – ей городская квартира осталась, а мне домик в глуши. И я этому очень рад. Живу, что называется, на уровне земли, на природе. Комфорта тут поменьше, зимой на три дня уедешь на ярмарку, изба и вымерзла. Топить печку нужно каждый день, воду носить, но всё это шевелиться заставляет, а потому на благо.

Летом в деревне Сергея Феньвеши живут 10 домов, а зимой гончар остается за старосту над пустыми избами. Лисы и белки, а то и волки заглядывают проведать или пишут письма лапами на снегу – чуть не во двор заходят. Гончар Феньвеши говорит, что одиночества не ощущает, потому что и в городе живя не отличался общительностью. Работает без выходных, изделия отвозит в Кириллов и Ферапонтово, где их разбирают туристы. На это и живет. 

– Эти места питают меня энергией, – говорит он. – Знаете, я питаюсь безалаберно, ем, когда придётся, иногда за работой пообедать забываю, но всегда ощущаю здесь бодрость и подъём духа. У родителей в другой местности деревня, я туда никогда не любил ездить. А к себе еду, душа поёт. Когда один мчусь в своем УАЗике (другая машина в наших местах практически бесполезна), песни ору. 

У Сергея Феньвеши два гончарных круга – электрический и ручной. Недавно на пару недель электричество отключили – он достал из сарая орудие гончаров-предков, разжёг лучину... Дионисьевская скважина никогда не закрывается, а обрывы на линии электропередач случаются.