Поначалу на нового сотрудника  в Немецко-русском благотворительном обществе Святой Александры никто не обратил особого внимания: начинались новые проекты, и шла ротация кадров. Знакомство оказалось неожиданным:

– Томас Пфайфер, – представился он.

– Вы местный немец? – удивилась я. – Откуда же вы так великолепно знаете русский язык и говорите без малейшего акцента?

История, которую поведал мой собеседник, оказалась необычной. Учить русский язык его с детства заставлял отец, выходец из семьи с Украины. Он очень позитивно относился к Советскому Союзу и социализму, даже переехал в 1962 году из ФРГ в ГДР. Знание русского  пригодилось Томасу  в армии, где он как переводчик осуществлял контакты с немецкими рабочими, ремонтировавшими военную технику в советской воинской части. Позже закончил отделение русского языка Лейпцигского педагогического института,   проходил стажировку в Калуге, Смоленске и в Киеве. Но есть в его биографии одна почти детективная страница, когда  он, приехав в Россию, в корне изменил мировоззрение и образ жизни малолетнего преступника. Об этой истории он рассказал по нашей просьбе в  интервью для читателей «Русского мира».

– Это был молодой человек из неблагополучной семьи. Отца своего, темнокожего американского солдата, он не знал, мать страдала алкогольной и наркозависимостью. Даниэля, так зовут парня, забрали из семьи в пятилетнем возрасте, за его плечами было несколько приютов и психиатрических обследований из-за неуравновешенности. Первое впечатление было довольно обманчивым. Вроде спокойный тихий парень, улыбается, но при первой же встрече сказал мне: «Ты со мной разговариваешь, я тебе улыбаюсь, говорю "да", а когда отворачиваешься, втыкаю в спину нож». Он был членом банды, которая угоняла машины, а тех, кто пытался их остановить, просто избивали. Так они избили двух полицейских, за что были задержаны и осуждены. 

К моменту нашего знакомства ему исполнилось 17 лет – и он уже 2,5 года провёл за решёткой. В Германии в Тюрингском городе Альтенберг существует общество Pfad ins Leben («Тропинка в жизни»), которое реализует проекты по перевоспитанию трудных подростков за границей. Когда мне предложили принять участие в таком проекте, я без колебаний согласился. 

– В Германии ничего не делается просто так. Поначалу его хотели отправить в Испанию, но судья, мудрый человек, изучив его дело, запротестовал, опасаясь, что «пляжи с девочками» вряд ли помогут. Надо было в корне изменить жизненные обстоятельства моего воспитанника в суровых условиях – в Сибири. Парню предложили провести со мной этот год в России. Я его забрал из тюрьмы, и, чтобы лучше узнать друг друга, мы вместе с другим педагогом провели месяц в Швеции и в Чехии с рюкзаками и палатками. Если бы он сказал «нет», вернулся бы в тюрьму и отсидел свой срок. Если мы оба говорим «да», то садимся в самолёт и летим. Так через две недели мы оказались в Омске, а потом – в поселке Тевриз. Там в милиции у нас состоялся памятный разговор. 

Входим. За столом сидит майор в форме, настоящий сибирский медведь, каждая рука величиной со сковородку. Он очень серьёзно объясняет, что мы обязаны соблюдать здесь российские законы, потом ведёт нас в изолятор и показывает, куда попадают правонарушители. Я перевожу его слова и замечаю, как мой подопечный всё больше съёживается на стуле, бледнеет и говорит, что не хотел бы попасть туда. Что ж, говорю, тогда придерживайся тех правил, о которых он предупредил.

Дом, точнее, развалюху, в которой нам предстояло жить, купили у старого человека: крыша протекала, бани и туалета не было, печка не действовала, зиму мы бы не пережили. Наш ферайн приобретал дома, а обустраивали мы их сами с помощью русских сотрудников: закупали доски, шифер для крыши, кирпичи для новой печки. Весь июнь мы занимались тем, что вместе с печником разбирали печь, чистили кирпичи, потому что достать их там тогда было очень сложно. 

– Вначале он ничего не хотел делать. Любое новое дело вызывало его негативное отношение и сопротивление. К примеру: «Картошку не буду ни сажать, ни окучивать, сорняки тоже не буду выпалывать». Я ему сказал: «Тогда будешь есть вермишель и хлеб»,  – я знал, что он очень любит картошку, особенно жареную. «В магазине купим!» – «Никто тебе свою картошку продавать не будет. Люди продают лишнее осенью, для себя оставляют, сколько надо, а в магазине никакой картошки нет. Я посажу для себя пару мешков, но есть буду один». Он подумал 2–3 дня, и мы засадили 6 соток. Ведь цель состояла в том, что он должен был с утра до вечера чем-то заниматься. Не гулять или сидеть перед телевизором, а целый день работать на себя. Мы успели обработать участок в Тевризе в 9 соток: посадили картошку, огурцы, помидоры, лук, чеснок, капусту, а в сентябре, до первых заморозков, приехали и собрали урожай.

– Я решил оттуда уехать, потому что он познакомился с молодыми людьми – алкоголиками. Чтобы не возникли сложности, мы перебрались в таёжную сибирскую деревеньку Ураш. Домик там был в хорошем состоянии, но нужно было построить баню и туалет.

Дров было достаточно – и очень хороших, а в начале декабря привезли ещё 35 кубометров, которые надо было наколоть. Даниэль мне говорит: «Я не буду, потому что дров достаточно». Тогда, говорю, топить печку тоже не будем, потому что нам приготовили те, кто жил перед нами, а мы должны приготовить для тех, кто приедет после нас. Не будешь колоть дрова – не будем топить. Он выдержал два дня, пока на его стенке иней не появился. Утром в половине седьмого, темно, просыпаюсь, он свет включил и дёргает меня за плечо. Стоит полностью одетый рядом с моей кроватью с топором в руке. Ну, думаю, сейчас ударит. А он говорит: «Пойдём колоть дрова!» Жизнь заставляла: хочешь воды – иди к колодцу, хочешь есть – иди в магазин или на огород. Пришлось много работать: разобрать старую баню, вычерпать воду из ямы, распилить брёвна и доски. Вначале, конечно, было трудно, но нам помогали соседи. Мы сразу познакомились, представились, что приехали из Лейпцига. Им было очень интересно, поговорили. И когда что-то не получалось, они подсказывали, как окучивать картошку и многое другое. Мы очень быстро всему научились. Договорились с соседом, который выращивал свиней, что купим свинью и будем у него выращивать (у нас не было тёплого сарая). Сами пекли хлеб в русской печке, каждый день готовили, нас научили варить борщи, щи. Капусту в октябре квасили, огурчики солили – всё, что вырастили. У продуктов там совсем другой вкус.  Каждый вечер анализировали  прошедший день и составляли планы на следующий. Иногда, когда спать не могли, ветер завывал, говорили обо всем: о жизни, о политике. То, что написано в его характеристиках, – одно, а услышать его собственное мнение – это другое. Очень важно, чтобы  он понимал, а если не понимал, то мог спросить. 

– Мы приехали в конце апреля ровно на год. Но новый учебный год начинался только в августе или сентябре. Парень, что называется, «висел бы в воздухе», был бы предоставлен самому себе. Ему предложили три варианта: вернуться в Германию – в родной город Швайнфурт или в Альтенберг – или остаться в России. Я не хотел влиять на его решение. Он сказал: «Я хочу остаться в России». Он испугался, что в это время нечего будет делать и начнется разгильдяйство: бывшие друзья были на месте. Позже он от них дистанцировался, его контакты изменились. И главное, ему нравилось в России, у него появились друзья, с которыми он проводил время: играли в футбол, купались, ходили в сельский клуб на дискотеки. Вечерами мы беседовали, ребята пели нам песни Высоцкого и других бардов. Они отремонтировали разбитый мотоцикл и вместе с деревенскими сверстниками ездили по просёлочным дорогам. У Даниэля были карманные деньги, на которые можно было купить бензина. 

– Когда мы познакомились, он в совершенстве владел русским матом, которому его обучили  в тюрьме. Потом постепенно освоил обиходный язык. «Даниэль, идешь играть в футбол?» – закричали как-то у калитки ребята. Даниэль стал поспешно натягивать спортивную форму и закричал: «Я иду!». Это были его первые, услышанные мной русские слова. Однажды в магазине он попросил: «Можно я сам всё куплю?». Стал называть продукты, указывая на них, и был счастлив, что продавщица всё поняла. Потом уже делал покупки самостоятельно.

Чтобы попусту деньги не тратить, через полгода на три недели приехал другой педагог проверить, есть ли положительные сдвиги. Если бы их не было – проект моментально бы закрыли, а парня отправили обратно в тюрьму. Но мой коллега отметил положительные перемены в его развитии, и мы продолжили работу. 

На это время я полетел домой, чтобы решить накопившиеся проблемы и подготовить следующие  шаги пребывания в России.  

В Германии я приобрел лэптоп и «закачал» в него школьную программу по всем предметам. До тех пор мы с ним школьным обучением не занимались, к этому я подводил его полгода.  Перед тем как оказаться в тюрьме, он закончил 6-й класс. А его развитие кардинальным образом зависело от будущих знаний, и с ноября мы начали заниматься основными школьными предметами: немецким, английским, математикой, физикой, химией. С утра делали хозяйственные дела: носили воду, топили баню, готовили обед, убирали снег, заботились о животных, то есть были заняты часов до 2, а в 3 у нас начиналась школа. Сначала он не хотел ничего учить, но парень он неглупый, сразу всё понял и смог работать с компьютерными программами. У него вошло в привычку каждый день заниматься самостоятельно, я был рядом только, когда были вопросы. Даниель быстро многому научился, что ему помогло впоследствии закончить школу и получить профессию.

Главное – нужно было научить его пользоваться свободой.  Мы даже поставили эксперимент. В деревне был пустой дом, и мы договорились, что он неделю-две поживёт там самостоятельно: всё будет делать без моей помощи, обращаясь лишь в случае затруднений. Ему нужно было научиться что-то делать и получать от этого удовольствие или какую-то выгоду, понять, что всё зависит  не от его кулаков, а от головы и сердца. 

Он с любовью  ухаживал за растениями, следил за каждым помидорчиком, который из зелёного превращался в жёлтый, потом в красный. Надо было научить его гордиться результатами своей работы. Думаю, это повлияло в дальнейшем на выбор профессии, он закончил профессиональную школу и теперь работает как специалист по уходу за зелёными насаждениями в парках и садах. 

– Важно было привить ему и чувство солидарности, желание помочь другим. Позже, когда сосед заходил и говорил: «Ребята, мне надо сено убрать. Поможете?», – он уже поднимался и говорил: «Я пошёл». Я спрашивал: «Я там нужен?». «Нет, – говорил сосед, – хватит одного». Потом слышу, они с женой разговаривают с Даниэлем, он доволен и смеётся.  Ну, не помог бы он этому деду, тоже бы ничего не случилось. Но он уже рассуждал по-другому: «Если бы я сказал "нет", разрушились бы отношения. Мы у них покупаем молоко, выращиваем свинью». И эти мысли сами к нему пришли. Мне уже не надо было ничего делать, жизнь уже делала всё за меня. А за помощью часто обращались, работы там много: что-то тяжёлое принести, дров наколоть и в сарай занести. 

У нас была очень хорошо налажена связь с обществом, от которого я там работал, с милицией и русскими сотрудниками, один из которых должен был обязательно быть педагогом. Наталья и Михаил были душевные люди и крепкие хозяева: много работали, у них была машина, трактор. Они помогали нам, а  мы  им убирать картошку. Даниэля на трактор посадили, и он с гордостью учился его водить. Я бы продолжал эту работу, если бы не семья и здоровье. Хотя я думаю, если бы там пожил, здоровье улучшилось бы.

– Очень хорошо. Я сбросил за полгода 30 кг. Приехав через полгода в Германию, пошёл к своему врачу за рецептом. Она спрашивает: «Вы сегодня принимали медикаменты?». Я говорю: «Нет, они у меня закончились. Там трудно их было достать». «А Вы себя хорошо чувствовали?» Отвечаю: «Да!» Она дала мне прибор на 24 часа. Прихожу на следующий день, она смотрит на эти данные и говорит: «Вам не нужны больше средства от повышенного давления. Я дам на всякий случай, если будет необходимость, примите полтаблетки». Но пока был в России, я таблеток не принимал.  Врач мне тогда в шутку сказала: «Дайте мне адрес и телефоны, я буду отправлять туда своих пациентов». Санаторий – в прямом смысле этого слова, где людей лечат от болезней цивилизации: нездорового питания, лишнего веса, недостатка движения. Приехал сюда, через полгода всё началось опять. А там всё по-другому. Целый день чем-то занят. Если не сделаешь, будет худо. 

 

– По сравнению с теми, кто приезжал раньше, у меня было преимущество: я знал русский язык и мог общаться с местными людьми. Там разница в образе жизни более наглядна, чем в Германии. Те, кто трудятся, хорошо обеспечены. Но есть семьи, где не хотят работать, пьянствуют и влачат жалкое существование. Как-то вижу: ходит мальчик в 40-градусный мороз в летней обуви, обмотанный портянками. Купил ему зимние сапоги, а родители через 2 дня продали за самогон. Мне тогда сказали: «Не покупай никаких вещей, мы сделаем, чтобы в школе у этих детей было хотя бы одно полноценное питание в день». Это была хорошая школа, всего 29 учащихся с 1 по 9 класс. Я каждый месяц несколько тысяч рублей давал на питание детей из малообеспеченных семей. Потом мы передали туда часть капусты,  помидоров, огурцов и мешков 30 картошки, которую вырастили, и им хватило на всю зиму. 

– Деньги, которые мы выручили от части собранного урожая, я отдал Даниэлю, он купил в Омске себе и маме рождественские подарки и ходил гордо, как Герой Советского Союза. Прощались с нашими друзьями по русскому обычаю: обменялись сувенирами и телефонами, устроили совместный ужин, расставались просто со слезами.

Как-то я смотрел передачу на российском телевидении, участники которой прямо-таки схватились друг с другом, причём одни возмущались, что русская глубинка стала наказанием для немецких хулиганов. Но ведь мы не просто приезжали: Германия оплачивала расходы, осуществлялся обмен учащимися: немецкие школьники приезжали в Россию, а российские – в Германию, благодаря чему они много увидели. Этот обмен поддерживало и наше общество. Видеть другие человеческие отношения – вот в чём, на мой взгляд, главная ценность этих поездок. 

– Я узнал там многих людей, которые, несмотря на трудности, довольны своей жизнью и любят свою родину. Жизнь здоровая, люди крепкие, мужчины — настоящие богатыри, которым все нипочём, и женщины такие же. Если позволят средства, поеду туда как-нибудь зимой, это самое прекрасное время года в Сибири. Хочу увидеть этот чистый снег и вдохнуть свежего воздуха. Такие впечатления  мне не дала бы ни одна туристические поездки. Это был один из лучших периодов моей жизни.