Цезарь – вот уж кто наговорил нам крылатых выражений! Да он ими буквально разговаривал! И «жребий брошен», и «жена Цезаря должна быть выше подозрений», и  «Рубикон перейдён», и «пришёл, увидел, победил»… Но самая известная, она же последняя, его фраза – «и ты, Брут».

Юний Брут, друг императора, как известно, участвовал в заговоре против Цезаря, окончившемся его убийством. Что на самом деле было сказано в тех драматических обстоятельствах, мы не знаем, поскольку эту фразу нам сообщил Уильям Шекспир в своей пьесе «Юлий Цезарь». Источники, по времени более близкие к моменту эпохального убийства, Светоний и Дион Кассий, сообщают: Цезарь, увидев Брута с кинжалом, печально сказал ему (по-гречески, это у римской знати считалось хорошим тоном, о котором нельзя было забывать и на пороге смерти):  «И ты, дитя моё?». В нашей же стране фраза стала по-настоящему крылатой благодаря «Золотому теленку». «И ты, Брут, продался большевикам!» – кричал один из пациентов сумасшедшего дома, куда попал бухгалтер Берлага… 

И в память о последних словах императора в этом июльском обзоре крылатых выражений мы попробуем немного поговорить о дружбе. Интересно, а существовала ли во времена Цезаря поговорка, что, мол, «старый друг лучше новых двух», которую старый друг Брут полностью скомпрометировал своим поступком? А вообще Цезарю стоило почаще перечитывать Плавта, а особенно его комедию «Ослы» – именно здесь мы находим первое из известных напоминаний о том, что «человек человеку волк». Читал бы Цезарь Плавта – не так удивился бы поведению фаворита. Ну а XXII съезд КПСС, раздумывая о «Моральном кодексе строителя коммунизма», Плавта немного подредактировал и постановил считать, что «человек человеку – друг, товарищ и брат». Теперь это фраза почему-то считается смешной…

И про «скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты» Цезарь знать мог, ведь эта мысль встречается ещё у Еврипида! Гораздо позже её популяризировал Сервантес в «Дон Кихоте». При всём уважении к вышеназванным личностям, согласиться с ними сложно. Вы уверены, что о человеке можно многое сказать, познакомившись с его друзьями? Знаете, ведь бывает так, что сам человек – негодяй, а все друзья у него безупречны. Взять хоть Иуду…

Впрочем, как говорил философ-стоик Сенека-младший, «нет правила без исключения». Впрочем, он говорил больше – «но исключение правилу не мешает», но за истекшие с тех пор две тысячи лет его слова нескольку усохли. Но не потеряли актуальности.

Итак, друзья. Которые, как известно, познаются в беде. Авторство этой фразы, судя по всему, принадлежит не то Эзопу, писавшему, что «истинный друг познается в несчастье», не то римскому поэту Эннию Квинту, автору душераздирающей трагедии «Гекуба». А в народ её пустил другой, ещё более знаменитый древний римлянин Цицерон – в своё время его трактат «О дружбе» был настоящим бестселлером.  Правда, в древнеримские времена эта простая фраза выглядела куда затейливее: «верный друг познаётся в неверном деле», что со временем и трансформировалось в русскую народную поговорку «друг познается в беде».

И опять народная мудрость оказалась не такой уж мудрой: как раз в беде-то нам охотно поможет любой приличный человек, а не только друг. Куда сложнее найти того, кто сумеет порадоваться нашей удаче! На такое искренне поведение способен только настоящий друг. В смысле – закадычный. Но причем тут кадык?

Версий происхождения этого выражения несколько, и все они выглядят вполне убедительно. Так, одна из них утверждает, что изначально «закадычным другом» называли исключительно собутыльника, ибо среди многочисленных синонимов слова «выпить» у нас были и такие как «залить» или «заложить за кадык».

Другая версия уверяет: древние славяне считали, что прямо в шее, за кадыком, живет душа – отсюда и слово «задушить» в смысле сжать шею. А раз так, то закадычный друг – это просто друг задушевный, то есть очень близкий и верный, что совпадает с современным пониманием закадычности.

А вот по третьей версии кадык как таковой получается и вовсе ни при чём – об этом нам говорит Даль, вспомнивший невероятно экзотическое слово «кочедык», которым называлось специальное шило для плетения лаптей и которое часто для краткости называлось просто «кадык». И тогда закадычными назывались такие близкие друзья, что у них даже лапти были сплетены одним инструментом. Или ещё ближе – что лапти одного переплелись с лаптями второго, так что они вроде как стали «одним лыком шиты». Кстати, есть мнение, что выражения «одним лыком шиты» на самом деле не существует. Оно возникло из странного смешения вполне законных «не лыком шит», то есть очень непрост, и «одним миром мазаны», что изначально означало единоверца, человека, при крещении помазанного таким же миром (от слова «миро», а не «мир»). Ну а теперь это выражение приобрело негативный оттенок и означает людей одинаково подозрительных, что называется – «одного поля ягода».

Но и это ещё не всё: возможно, «закадычность» произошла от старинного простонародного «кадысь» в смысле «когда-то давно»…

Были ли Цезарь с Брутом друзьями «не разлей вода»? И вообще – зачем поливать водой приятелей? Их и не поливали. А поливали дерущихся собак, быков и прочих домашних животных – когда иного способа их разнять, кроме как окатить водой, уже не оставалось. Впрочем, даже вода помогала не всегда, на слишком уж азартных драчунов такие меры не действовали, так что логичнее было бы говорить «их водой не разольёшь» не про друзей, а, наоборот, про сцепившихся врагов…

Ну, какими друзьями были Брут и Цезарь, это уже не важно. Важно, что один другому подложил огромную свинью – ещё бы, такая подлость, такое предательство! Сегодня мы произносим слова про подложенную свинью, совершенно не задумываясь об их нелепости: ну как это должно выглядеть? Человек спокойно спит, а ему под бок поросёнка подсовывают? Странный способ сделать гадость…

Впрочем, для некоторых свинья – и правда гадость. Мусульмане и иудеи всегда считали её нечистым животным, поэтому подложить кому-то из них за трапезой кусочек свинины – означало сделать человеку серьёзную пакость. 

Больших неприятностей приходилось ждать в прошлом и от другой свиньи. Возможно, наше выражение произошло именно от неё, ведь в своё время построившийся клином, то есть «свиньёй», как это называлось в Древней Руси, противник был практически непобедим. Но нашему Александру Невскому эту подложенную было русским свинью удалось побить. После чего князь якобы произнес крылатую фразу – «Кто с мечом к нам войдёт, от меча и погибнет». Которую на самом деле придумал советский писатель Пётр Павленко, писавший сценарий для фильма «Александр Невский». В 1938 году этот эйзенштейновский фильм вышел на экраны, и с тех пор многие уверены, что торжественное: «Кто с мечом к нам войдёт, от меча и погибнет. На том стояла и стоит Русская земля!» – это дословная цитата самого благоверного князя, найденная в древнерусских летописях. 

Ну а сам писатель Павленко, вполне популярный и обласканный властью в сталинскую эпоху, очевидно, заимствовал фразу из Нового завета. «Взявшие меч, мечом погибнут» – это именно оттуда, из Евангелия от Матфея. «Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут», – с этими словами Христос обратился к ученику, пытавшемуся оружием защитить его во время ареста… Ученику эти слова должны были быть понятны, ведь ещё в Древнем Риме, в доевангельские времена, часто говорили: «Кто воюет мечом, от меча и погибает», —  это было традиционное назидание побеждённому или предупреждение возможному агрессору.

В общем, не рой другому яму, сам в неё попадешь, это ведь ещё царь Соломон предупреждал. Причём неоднократно – и в своих Притчах, и в книге Экклезиаста. Да Брут его, видимо, не читал. И знаете, как он кончил? После проигранной битвы покончил самоубийством, бросившись на меч…

Ну а за что Брут так обошёлся со своим другом? Если разобраться, то за дело: Цезарь желал всё больше власти, а большой демократ Брут хотел республики. И в результате оба со своими мечтаниями пролетели. Как фанера над Парижем! 

Надо сказать, что этому выражению никак не больше сотни лет, а происхождение его куда туманнее ветхозаветных. Версий его появления на свет полно, но все они какие-то сомнительные.

Но почти все они отсылают нас к заре воздухоплавания, то есть к началу XX века. Согласно одной из них, тогда в парижских газетах много писали о полете дирижабля под названием «Фленер», которое у нас как-то само собой передалась в «фанеру». Вот только знатоки истории вопроса уверяют, что упоминаний о таком дирижабле они не припомнят.

Вторая версия рассказывает о лётчике Огюсте Фаньере, который, летая над Парижем, врезался в Эйфелеву башню, после чего меньшевик Мартов написал в «Искре», что «царский режим летит к своей гибели так же быстро, как г-н Фаньер над Парижем». Фаньер – фанера – всё очень просто. Но это, похоже, всего лишь городская легенда – вроде бы не было такого летчика! Правда, был летчик Анри Фурнье, который действительно летал над Парижем, но в Эйфелеву башню он не врезался.

Третья версия производит нашу «фанеру» от фамилии французского президента Армана Фальера – в 1909 году в Париже он открыл первую международную аэронавтическую выставку, после которой на него стали рисовать карикатуры: Фальер в аэроплане пролетает над Парижем. Неужели же нас так впечатлила какая-то карикатура, что мы сих пор не можем её забыть?

Четвёртая версия сильно омолаживает выражение, утверждая, будто бы появилось оно в семидесятые годы вместе с советским фильмом «Воздухоплаватель», где главный герой летает над Парижем на фанерном аэроплане и дело заканчивается крушением. 

Ну а пятая версия – самая скучная, но и самая правдоподобная: просто тогда аэропланы и правда бывали фанерными. Летали они над Парижем, а потом улетали непонятно куда, провожаемые печальными взглядами тех, кто остался на земле и мог только мечтать о полётах. С тех пор о чём-то не сбывшемся, не получившемся, умчавшемся в голубую даль мы и говорим – «пролетел как фанера над Парижем».