1 июля Анне Вениаминовой-Тауэр исполнилось 102 года. Праправнучка святителя Иннокентия (Вениаминова), митрополита Московского, апостола Сибири и Америки, внучка духовника вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, вместе с Россией она пережила революцию, две мировые и Гражданскую войны и репрессии. Великую Отечественную прошла плечом к плечу со своим мужем в составе бригады технического прикрытия, восстанавливая разрушенные мосты на Южном фронте. Последние 20 лет Анна Иннокентьевна живёт в Нидерландах.

Анна Иннокентьевна встречает меня у дверей небольшой уютной квартиры в г. Хилверсум, смущённо улыбаясь живыми глазами: «Да что мне вам рассказать? Ничего интересного!».

Апостольские корни

Прапрадед Анны Иннокентьевны, святитель Иннокентий (1797–1879), – выдающийся православный миссионер и просветитель, ставший первым православным епископом Камчатки, Якутии, Приамурья и Северной Америки. Святитель Иннокентий, в миру Иван Попов-Вениаминов, родился в селе Ангинском Иркутской губернии в семье пономаря церкви св. Ильи Пророка. В 9 лет определён в Иркутскую духовную семинарию, по окончании которой рукоположен в сан священника иркутской Благовещенской церкви. В 1823 г. отправляется с семьей служить на Алеутские острова.

После смерти жены, с которой у них было шестеро детей, пострижен в монахи с наречением имени Иннокентий и возведён в сан епископа Камчатского и Алеутского. В его епархию входили Алеутские и Курильские острова, Камчатка и побережье Охотского моря. В 1850 г. был возведен в сан архиепископа, а к его епархии присоединена Якутская область.

За время служения он окрестил десятки тысяч людей, составил алфавит и грамматику алеутского языка, перевёл священные и богослужебные книги на алеутский, якутский и тунгусский языки, открыл в своей епархии многочисленные храмы и школы для детей и взрослых, в которых обучение велось на местном и на русском языках. С помощью прививок остановил эпидемию оспы, обучал туземцев кузнечному и плотницкому ремеслам, содействовал присоединению Приамурья к России. Его «Записка об островах Уналашкинского отдела» является ценным вкладом в изучение природы Алеутских островов, а записка «Нечто об Амуре» рассматривает возможность навигации по Амуру и заселения его берегов.

С 1868 г. – митрополит Московский и Коломенский. Причислен к лику святых Священным Синодом Русской православной церкви 23 сентября (6 октября) 1977 года. Дни памяти – 31 марта и 23 сентября.

Между войнами и революцией

Анна Иннокентьевна Вениаминова-Тауэр родилась в Петербурге, в доме своего деда, протоиерея Иоанна Вениаминова, духовника вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, настоятеля храма св. Александра Невского при Аничковом дворце. После революции Иоанн Вениаминов, кавалер ордена Св. Анны 2-й степени и золотого наперсного креста с драгоценными украшениями, был выслан из Петрограда сначала в Воронеж, а затем в Кашин, где умер в 1947 г. в возрасте 91 года. Оба его сына, в том числе отец Анны Иннокентьевны, были расстреляны.

– Революцию я плохо помню... – рассказывает Анна Иннокентьевна. – Окна все были занавешены одеялами, и слышно, что стреляют. Потом мы уехали в Москву. Жили на Мещанской все в одной комнате: мама, тётя, мы с сестрой, два двоюродных брата, бабушка и старая няня.

Бабушка была выбрана дежурной по хлебу – тогда хлеб выдавали одному человеку на дом. Она назначала помощника, и вдвоём они шли с большой корзиной за хлебом на 21 квартиру. А потом она делила на каждого по граммам, и мы разносили этот хлеб. Тогда хлеб только так получали. А дома больше нечего было есть. Нас с сестрой Мариной кормили в детском саду, там был суп и игрушки. Двоюродные братья после школы бегали за бесплатными обедами в американскую столовую АРА (негосударственная организация American Relief Administration в 1921–1923 гг. помогала голодающим в Советской России – И. Ф.). Очередь туда становилась с ночи, но мальчишки между ног как-то пролезали и всё-таки получали обед. Бабушка с мамой ели очистки какие-то, которые откуда-то приносила тетя.

Холодно было. Чтобы не замерзали чернила в школе, мы пузырьки носили за пазухой. Тогда они тёплые оставались и писать можно было. А дома мы каток устраивали. Взрослые уйдут на работу, мы в коридоре нальём воду, она замёрзнет, и мы катаемся. А потом братья ходили по железной дороге, искали головки дров, не совсем ещё обугленные, приносили и топили печку, сложенную из кирпичей в середине комнаты.

Раз в день бабушка возила нас в уборную на Рижский вокзал, потому что канализации не было никакой и весь двор был загажен.

Хулиганья было ужасно много. Были такие парни, которые надевали на ноги какие-то пружины, а сверху накрывались белыми покрывалами. И когда темнело, пугали прохожих и отнимали кошельки. «Попрыгунчики» назывались.

Как-то раз я ехала в школу на трамвае и вижу – все вылезают, шум такой. А с передней площадки вошли мужчина и женщина голые. Только лента была на них с надписью «Долой стыд!».

А когда я училась в четвёртом классе, нам выдали азбуки и тетрадки, сделали «тройки» (группы из трёх человек) и дали адреса, куда мы должны были ходить обучать безграмотных, в основном пьяниц. Каждой «тройке» по «ученику». Они обычно в подвалах жили, пьяные, с криками, вокруг грязно всё. Мы тряслись от страха, хотя нас не обижали. В школе нас спрашивали, как наши подопечные занимаются. И так одну четверть. Ликбез это называлось.

А вот НЭП – весёлое было время! После того как ничего не было, вдруг полные магазины. А витрины! Мы ходили и смотрели. И такие женщины разодетые. У нас в школе сразу появились девочки, у которых были вязаные кофточки, а то ведь никаких не было. Ну, в общем, такой был расцвет на пару лет, потом всех посадили...

«Зажигалки», мостопоезд и День Победы

– С мужем, Лазарем Тауэром, мы познакомились ещё до войны, в 37-м. На строительстве Каменного моста в Москве. Он главный инженер, а я техник. Как дочь врага народа, я не могла доучиться до инженера. Каменный мост, Краснохолмский, Новоарбатский, Лужники – всё это он строил, только в Москве четыре моста.

Война застала нас в Москве, мы тогда жили у Никитских ворот. Воскресенье было. Муж не поехал на стройку. И вдруг звонит его приятель, говорит: «Слушай, война!». Он не поверил. И мама моя мне звонит: «Знаешь, войну объявили». А я её только забрала из больницы, думаю, перепутала она, наверное, в газетах же всё про войну во Франции писали. И мы не обратили внимания... А потом немцы каждый вечер ровно в 10 часов налёт делали. Пускали эти маленькие бомбочки, «зажигалки». Все мужчины должны были вечером на чердаке ловить их. Я пошла было в бомбоубежище, а там все сидят, как приговорённые. Я решила, что лучше умру, чем там останусь. Так я на крышу с мужем лазила, «зажигалки» ловила! Мы их ловили и тушили в песке. Ну, я вам скажу, это было так красиво! Вы смотрите из-под крыши на тёмное-тёмное небо, на нём летят самолеты немецкие... По ним стреляют пулеметы трассирующими пулями. Такое как тире горящее, со всех сторон, светящееся. Светится самолёт сам, а сзади огромное зарево – горела фабрика, Трёхгорная мануфактура, как это было красиво!

На войну пошли вместе. Мостопоезд на Южном фронте – целая организация: и рабочие, и техники, и вагоны. Астрахань, Ростов-на-Дону, Николаев – вот там на переправах мы восстанавливали разрушенные мосты. Всё время под бомбежками... а с нами были наш сын, моя мама, сестра мужа и восемь кошек, которых нам подбросили. Но самое страшное было, когда тиф выявился. Муж заболел тифом. А ни больниц, ничего нет... Выходила...

Вернулись в Москву в 44-м, а дома полная разруха. Дом уцелел, квартира наша уцелела, но всё было разворовано, мебель вся разбита. Пошла к дворнику, смотрю – мои чашки стоят... А вот рояль не тронули!

День Победы... Мы ждали, когда о нём объявят, три дня! Не спали! Мы же все радио сделали, когда война началась. У нас была только чёрная «тарелка». И вот мы ждали три дня, когда она заговорит. И в этот день, как назло, уснули. И вдруг в три часа ночи такой был крик! Это нельзя себе представить! Раскрылись все окна, раскрылись все двери. Все кричали: «Победа!» И все бежали на улицу, целовались, плакали, бежали, неизвестно куда, как сумасшедшие (на её глаза наворачиваются слёзы)… Да, такой день!

Татьяна Тауэр

– Дома всегда звучала музыка. Сестра мужа, Соня, была арфистка – солистка Большого театра. Муж пел, чудесный голос у него был. Его отец не разрешил ему в консерваторию поступать, сказал: «Не мужская профессия»... Дочь Таня с четырёх лет играла на арфе. Татьяна училась в Московской консерватории у Веры Дуловой, когда Евгений Мравинский взял её в симфонический оркестр Ленинградской филармонии солисткой. И каждую субботу она приезжала к нам, а потом сказала: «Мам, я больше не могу». И мы переехали в Ленинград.

Дочь была заслуженной артисткой, профессором Ленинградской консерватории, сколько она концертов давала – и каких! Сколько пластинок записала, весь мир объездила! А я с внучкой сидела. Настя училась в Специальной музыкальной школе при Ленинградской консерватории по классу скрипки.

В 91-м году мы переехали в Испанию, Тане нужна была операция (рак щитовидной железы). А через год – в Нидерланды. Сделали ей здесь ещё одну операцию, она дала два концерта в Испании, вернулась и через две недели умерла... в 94-м году это было... А я осталась с 14-летней внучкой. Надо было внучку растить. И я не хотела с могилы уезжать. Я благодарна Голландии, что они меня не бросили. Внучка, скрипачка Анастасия Козлова, победила в нескольких международных музыкальных конкурсах, окончила консерваторию в Амстердаме, вышла замуж, выступает с концертами, устраивает фестивали.

...Я даже не ожидала, что столько проживу. Все ушли: и муж, и сестра, и дочь с сыном... Зато у меня правнучка растёт, Варя, 11 лет. Правда, она занята очень: в Национальном детском хоре поёт. А мы с кошкой дома.

В прошлом году только на День Победы я летала в Москву. Меня пригласило посольство в мемориал в Ленинград, оттуда я полетела в Москву, у меня там племянники. В Мариинском театре была четыре раза – и на балете, и на опере! И в рестораны, и на дачи меня звали. Праздник каждый день. Вообще ужас какой-то! Такую жизнь вела, просто страшно (смеётся). Как будто мне не сто лет. Всех знакомых, кто меня ещё помнит, видела. Погуляла. Я одна (с гордостью)! Никто меня не сопровождал.