В Москве прошла научная конференция, посвящённая литературе о Великой Отечественной войне. Она проводилась на трёх площадках — в Институте мировой литературы РАН, Литературном институте и Московском педагогическом государственном университете. Помимо российских литературоведов и историков, здесь выступали и их коллеги из других стран – Болгарии и даже Турции.

– Я перевожу на турецкий язык повесть Юрия Бондарева «Последний залп», и она будет опубликована в Турции этим летом, – рассказывает литературовед Бадегюль Джан Эмир.

Бадегюль привезла из Турции свой доклад о том, как отразилась Великая Отечественная война в русской и турецкой прозе. – Это было очень тяжёлое время для нас, и хотя меня ещё не было, я знаю о нём из рассказов моей бабушки. Турция не участвовала во Второй мировой войне, но в это время люди там очень страдали от болезней и бедности.

– Почему вы заинтересовались русской военной прозой, если та война вас не коснулась?

– Мне интересна военная проза, потому что людям нужен мир. Война – это очень плохо: молодые мужчины гибнут, страдают дети, рушатся женские судьбы. Но люди всё равно всё время воюют.

Организаторы конференции задумали её, чтобы отметить семидесятилетие победы в Великой Отечественной войне.

– Мы филологи, и именно как филологи, с точки зрения литературы, хотели отметить эту круглую дату, – говорит старший научный сотрудник Института мировой литературы РАН Сергей Морозов. – Мы задолго вывесили информацию о конференции, в результате заявок пришло так много, что невозможно было уместить их в два дня конференции. Мы отобрали самые лучшие и интересные.

Внучка писателя Всеволода Иванова Елена Папкова не помнит своего деда: ей было всего четыре года, когда он умер. Повзрослев, она стала преподавать русский и литературу. А позже ей пришлось принять фамильную эстафету – стать издателем его книг.

– Я почти ничего о нём не помню, – говорит Елена Папкова. – Единственное, что знаю: когда я была в гостях, он в дневнике записал: «Приходила внучка Олёнушка и на моем столе поломала все карандаши».

Исследователями творчества писателя и его издателями по очереди становились его вдова Тамара Владимировна, потом сын Вячеслав Всеволодович. В какой-то момент он сказал своей племяннице Лене: «Теперь давай ты». Недавно в серии «Литературные памятники» вышел сборник рассказов и повестей Всеволода Иванова «Тайное Тайных», куда вошла и переписка с Горьким.

– И это, конечно, предмет великой гордости, – говорит внучка писателя, – потому что её как обругали в 1927-м году, так и не переиздавали, а он мечтал, чтобы она была переиздана, потому что там лучшая проза. И вот в 2013-м году получилось.

Когда началась война, Всеволод Иванов жил в Переделкино. Писателей стали призывать на фронт как фронтовых корреспондентов. Ему позвонили сразу из двух газет – «Красной Звезды» и «Известий».

– Он ещё удивился, как может быть такая мобилизация, в два места, – рассказывает Елена Папкова. – Но, тем не менее, статьи писал и туда, и туда. А потом случилось так, что семью отправили в эвакуацию, в Ташкент, он оказался там же и очень рвался уехать на фронт. Судя по тому, как он описывал писательскую жизнь в Ташкенте, он считал её неправильной: «Писатели водку пьют, чествуют друг друга гениями, а идёт такая страшная война». В конце 1942-го он вернулся в Москву, и в 1943-м был на Орловско-Курской дуге, а потом дошёл до Берлина вместе с нашей армией в 1945-м.

– Какую непарадную правду о войне он оставил в своих дневниках?

– Из его дневников очень чётко видно: вот он живёт в Москве, и приезжают с фронта партизаны; ему как писателю поручают взять интервью о том, что они делают сейчас, и написать об этом в газету. И вот он встречается с партизанами – мальчик 18 лет и девочка 20 лет, они только что с линии фронта. Они ему рассказывают, он записывает и говорит: «Ну, читайте то, что я о вас напишу!» А девочка ему: «Да, если нас не убьют, то прочитаем». Это происходит в ЦК ВЛКСМ, и он приходит в какую-то комнату забирать свои вещи, там сидит некий Раппопорт, перекладывает стопочками листовки, которые надо разбрасывать по оккупированной территории. И так ему тошно от всего этого, от того, что он здесь, а они там, и здесь происходит такая жизнь, несоизмеримая. Вот это для меня было самым большим потрясением, потому что это очень искренне у него было, что настоящее – оно не здесь происходит, не в писательских кругах.

– Фронтовой быт его не тяготил?

– Нет. Он больше всего беспокоился о детях. У него на тот момент было четверо детей, двое родных и двое приемных. Он записывает: «Сам я решительно на всё готов». Смерти не боялся, он же был в 1919-м году на фронте, в Сибири, и тоже уехал из Омска на фронт – тогда шла Гражданская война. И здесь очень хотел быть на фронте, просто из какой-то внутренней честности. За это я его очень уважаю.

Материалы Комиссии сейчас изучает Константин Дроздов, старший научный сотрудник и заведующий архивами Института российской истории РАН. К конференции он подготовил сравнительно-исторический анализ стенограмм комиссии 1941-1942-го года и повести Александра Бека «Волоколамское шоссе».

- Историю изучали таким полевым методом?

– Да, это, что называется, «устная история». В 30-е годы таким же методом писали историю рабочего класса, существовал проект «История фабрик и заводов». А цель сформулировал Горький: показать историю маленького человека, потому что не правители делают историю, а простые люди. Вот по такому принципу создавали и военную комиссию, потому что детали, которые не отражаются в архивных документах, можно узнать только из рассказов человека.

– Что Вы увидели, сравнив устную историю с повестью «Волоколамское шоссе»? Отличаются ли художественная правда от исторической?

– У меня другая была цель, я смотрел не с литературной точки зрения, а с исторической. Сейчас перечёркивают очень многое, пересмотр истории доходит до того, что начинают вообще отрицать подвиг панфиловцев. При этом журналисты заявляют это без всяких оснований, не исследуя архивов. У меня была цель сравнить, что отражено у Бека и как это выглядит в стенограммах. Я понял, что очень много из того, что он рассказывает, вообще не изменено, даже имена героев. Например, в стенограммах комиссии есть такой пулеметчик Заев, у Бека он Краев. Толстунов так и остался Толстунов. Образы очень близки к реальности. И, наверное, Бек, создавая первые две повести «Волоколамского шоссе», которые вышли в 1943-1944, имел цель показать правду войны. Правду, которая не отражается на страницах газет того времени.

Работая над повестью, Александр Бек приезжал в дивизию, разговаривал с людьми, записывал и одновременно сделал 13 интервью для Комиссии по истории осенью 1942-го. В начале войны он добровольцем ушёл в Краснопресненскую стрелковую дивизию народного ополчения Москвы, попал в окружение, вышел из него. Потом стал военным корреспондентом. Побыл и ополченцем, готовившим оборону Москвы, и журналистом среди солдат, сражавшихся за Москву.

– Поэтому, мне кажется, он хотел передать в своей повести именно все трудности войны, – говорит Константин Дроздов. – Что это труд, что это тяжело, и как там меняется ситуация за один день по несколько раз. Вся эта повесть об одном батальоне, во главе которого старший лейтенант, казах Баурджан Момыш-Улы, – он главный герой этой повести. Его 1073-й полк – соседний полк с теми 28-ю панфиловцами, которые были у разъезда Дубосеково (1075-й полк), они из одной дивизии. Комиссаром полка был Петр Андреевич Логвиненко, он останется в живых. Будучи комиссаром полка, он хорошо знал Баурджана Момыш-Улы и вообще обстановку. В интервью комиссии он рассказывает, как им приходилось тяжело, когда в ноябре началось немецкое наступление и они получили приказ Сталина — жечь деревни, чтобы не оставлять врагу. Они просили, чтобы люди выходили, и просто поджигали дома. И вот он сам рассказывает, как выбежала женщина, схватила дочку на руки и тесто поставленное: «Когда я это увидел, у меня у самого слезы! Ну, приказ есть приказ». Вот такая непарадная, нелакированная правда о войне.

– Военная проза может быть историческим источником?

– Что касается прозы, написанной фронтовиками, она очень приближена к правде. Понятно, что это художественное произведение, что герои вымышлены, хотя и на основе реальных персонажей, но мне кажется, что достаточно объективно. Если сравнивать повесть «Волоколамское шоссе» и события под Москвой в октябре и ноябре, он очень правдиво отобразил то, что происходило на фронте, как они отступали, как им тяжело приходилось, как спасала их только артиллерия. Он пишет, что танки подбивали не бутылками, а всё-таки действительно основную массу танков у немцев выбила артиллерия, которая стояла на позициях за ними. Это просто небольшой штришок, и у Бека это есть, он честно пишет: нам приданы были артиллерийские полки.

– Вы сказали, что взялись за эту работу, потому что прочитали какие-то несправедливые заявления. Но как же люди узнают о вашей работе, если она останется в стенах институтов?

– Константин Симонов: «…среди правд, написанных всеми нами о войне, одной из самых важных и дорогих правд была правда книги Бека „Волоколамское шоссе“… это вообще одна из самых лучших книг о войне в нашей литературе. И хотя её хорошо знают у нас и знают во всём мире, ей, этой книге, ещё не полностью воздано по заслугам».

– Легендарный кубинский революционер команданте Че Гевара называл повесть Александра Бека «Волоколамское шоссе» своей настольной книгой и постоянно носил в полевой командирской сумке.

– В течение многих лет чтение этой книги на иврите было обязательным для слушателей офицерских курсов армии обороны Израиля, в Финляндии её изучали курсанты Военной академии.